Писать сатирические стихи на императора доставляло Марку огромное удовольствие. Он развеселился. Послышались чьи-то шаги и он быстро сжег свиток. Если бы соглядатаи императора прослышали про то, чем сын сенатора занимается на досуге, то последнему вряд ли удалось бы избежать самой жестокой расправы, на которую только был способен Диоклетиан.
— А, это ты, Антоний! Входи, входи, — обрадованно проговорил Марк.
— День добрый! Никак охота к знаниям напала на тебя! — с улыбкой произнес Антоний.
— Недавно перечитал поэму Лукреция «О природе вещей», — зевая, сказал Марк, — надо сказать, скучнейшая вещь.
— Лукреций был величайшим из глупцов, — с видом знатока сказал Антоний, — ведь только безумец может отрицать существование бессмертных богов.
— Быть может, он был христианин, говорят, это сейчас модно.
— В то время не было христиан, мой друг. Скучнейшее время! Тогда люди были так наивны… Подумать только, Лукреций отрицал даже бессмертие души. Клянусь Плутоном, он был сумасшедший. Да-да!
— Почему же, — ответил Марк, — по мнению Лукреция, природа состоит из атомов, которые, соединяясь друг с другом, образуют небесные тела, а также души людей. Кто знает, быть может, так оно и есть.
— Ты решительно сошел с ума, Марк, — воскликнул Антоний, досадуя, что друг не поддерживает его мнения. — Но был ли Лукреций в своем уме, сравнивая веру в богов с уздой, связывающей мысль и унижающей людей!
— Послушай, Антоний, я никогда не стремился стать философом, поэтому, давай оставим в покое Лукреция и пройдем в мой триклиний, чтобы отдать честь Вакху. Сейчас рабы принесут фалернское, и ты на всю оставшуюся жизнь забудешь о том, кто такой был Лукреций.
Марк проводил дорогого гостя в триклиний. На ложе возлежала красивая брюнетка в красном пеплуме, с парой ярко-красных цветков в волосах. ее сандалии были украшены рубинами и сапфирами, а взгляд из-под пушистых ресниц был томный и слегка загадочный.
— Здравствуй, божественная Клавдилла! — приветствовал Антоний. — Ты великолепна, как, впрочем, всегда.
Марк похлопал друга по плечу и с улыбкой сказал:
— А ты ведь очарован ею, Антоний? А? Признайся! Ты стал застенчив, словно весталка. Ха-ха! Не бойся, мы с Клавдиллой уже давно не любим друг друга. Ведь так? — он обернулся к вольноотпущеннице. Взгляд Клавдиллы вспыхнул.
— Нет, Антоний, любовь не для меня! — сказал Марк с какой-то грустной улыбкой. — Всю жизнь любить только одну женщину, это, должно быть до того скучно, что я бы сбросился с тоски в Тибр, честное слово, клянусь Юпитером! Нет, божественная красота Клавдиллы больше не привлекает меня и я остаюсь к ней холоден, как к мрамору моего Аполлона, великолепие которого мне наскучило уже полгода назад. Нет, разумеется, я дам ей денег столько, сколько понадобится, но любовь — самая большая глупость, которую придумали люди.
Густая краска гнева бросилась в лицо Клавдилле, но она сдержала себя. Была уязвлена ее гордость. Аврелий унизил ее при Антонии. Взгляд черных глаз Клавдиллы стал жестоким, в них блеснул огонь, она с трудом выдавила из себя улыбку:
— Ты абсолютно прав, Марк, это огромнейшая глупость, — с самым беззаботным видом ответила Клавдилла. — Только, Марк, подумай, зачем тебе откупаться от меня деньгами? Я могу остаться в твоем доме вроде того гигантского Аполлона, что стоит вон там. И пусть моя красота никому больше не будет принадлежать.
— Мне все равно, Клавдилла, останешься ты здесь или покинешь мой дом, — ответил Марк, наливая фалернское в три бокала. — Если ты решила остаться в этом доме, то пусть так и будет. А теперь давайте сделаем возлияние богам, друзья!
— Великолепная мысль! — подхватил Антоний. — А вечером я собирался посетить дом Дария, перса, ты, может быть, слышал о нем?
— Да, что-то слышал, — кивнул Марк, совершенно не заметивший, каким страстным взглядом на него смотрит Клавдилла.
— Так вот, может ты составишь мне сегодня компанию, Марк? У перса есть такое вино, что, могу поклясться божественностью Юпитера, ты такого еще не пил.
— Нет такого вина, какого бы я еще не попробовал, — развеселился Марк.
— Спорим на твою божественную Клавдиллу?
— Что ж, готов с тобою спорить.
