ЧАСТЬ 4

                1

     Атиллия приоткрыла глаза. Над ней кто-то склонился. Она пыталась вспомнить, кто бы это мог быть, но память не подсказала ей ничего вразумительного. Мысли путались и она ощущала в них пустоту. Где она? как она здесь очутилась? Кто был этот красивый патриций, склонившийся над нею? Его профиль был просто безупречен. Прямой нос, правильный рот, темные волосы. В нем было что-то необъяснимо захватывающее, то, чего не было у статуи красавца-Аполлона. красота. Аполлона была строгой и неживой. Это же лицо выражало огромную жизненную силу и энергию. Оно совсем не походило на застывшую статую. в глазах светилось веселье, но в то же время и мужественность, и нескончаемая энергия молодости. Одет он был в белую тунику, поверх которой был накинут пурпурный плащ, стянутый золотой пряжкой  на плече. Плащ, однако, не закрывал великолепной фигуры патриция, похожего на истинного бога войны, Марса. На запястьях его были широкие, едва ли не до локтя, браслеты. Этот наряд так необыкновенно гармонировал с внешностью патриция, что, казалось, все так и должно было быть. Красивее человека Атиллия еще не встречала, по крайней мере, ей так показалось. В нем так сочетались мужественность, беззаботность и энергия, неисчерпаемая жизненная сила! Такие люди рождаются для того, чтобы перевернуть мир вверх дном.
     Он наблюдал за ней, думая, что она спит. Атиллии захотелось четче разглядеть незнакомца и она полностью открыла глаза, чуть не вскрикнув: перед ней стоял Марк Аврелий! На минуту ей показалось, что в его глазах была некжность. Но нет, эти глаза вновь стали холодными и жестокими. Сердце Аврелия замерло. Этот человек внушал ей такой неописуемый ужас, что ноги отказывались подчиняться. Побелевшая, как полотно, она посмотрела на своего мучителя. По красивому лицу Аврелия пробежала самодовольная улыбка:
     — Ты меня боишься? — он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на свою жертву, что, очевидно, доставляло ему удовольствие. Атиллия не шевельнулась. Она была на грани истерики. Ей хотелось кричать, звать на помощь, бежать отсюда как можно дальше, но ноги как будто окаменели, а язык был не в состоянии пошевелиться.
     — К… как я здесь очутилась? — наконец прошептали ее побелевшие губы.
     — Тебя силой притащили в мой дом, без особых усилий отбил у перса, — не переставая улыбаться, бесстрастно отвечал Марк.
     — Что с Дарием, он жив? — с ужасом спросила девушка.
     — О, не переживай, моя золотоволосая богиня, с персом ничего не случилось, разве что у него выскочила шишка на голове, — ответил он и расхохотался. Дрожь пробежала по телу Атиллии от этого смеха.
     — Зачем ты это сделал, патриций? — вырвалось у нее.
     Марк перестал смеяться и его взгляд загорелся, словно у хищника.
     — Клавдиллу я подарил Антонию, а мне нужна новая наложница. Я с ума сходил, предвкушая, как буду целовать эти губы, но проклятый перс был непреклонен, зато теперь ты будешь принадлежать мне, только мне и никому другому…
     — Нет, никогда я не буду принадлежать тебе, ненавистный патриций, лучше уж я брошусь в Тибр или выпью яда. Никогда свободная римлянка не будет твоей наложницей! — выпалила Атиллия, сама поражаясь своей решимости.
     — Римлянка! — почти злорадно проговорил Аврелий, приближаясь к ней. — Но перс говорил, что ты его дочь. Вы все врали, врали, и я знал это! — с негодованием вскричал он. — Наверняка ты какая-нибудь беглая рабыня. И благодари богов, что я еще оставил тебя в своем доме, а не предал хозяевам. Знаешь, что делают с беглыми рабынями? — и он взял хлыст. — С тобой будет тоже самое, если ты не будешь повиноваться мне!
     Атиллия вскрикнула и закрыла лицо руками. Сейчас она была во власти богов.
     — А если ты будешь мне покорна, — прибавил он уже мягче, — я окружу тебя роскошью. Ты будешь ходить в золоте и даже жены сенаторов будут завидовать тебе!
     — Нет! — закричала Атиллия, вызывающе смотря на него. — Да поразит тебя Юпитер своей молнией, проклятой богами! И скорее ты увидишь меня с кинжалом в груди, чем своей наложницей!
     Эти слова окончательно взбесили Марка. Какая-то чудовищная страсть была слышна в его дыхании. Он щелкнул хлыстом об пол и стал подходить ближе.
     Атиллия кинулась бежать прочь из кубикулума, он бежал за ней, снося все на своем пути. Огромные дорогие вазы падали вниз, разбиваясь с грохотом.
     Атиллия бежала, чувствуя, что мучитель, которого она ненавидела и боялась больше, чем самого Цербера, совсем рядом, что он следи за ней, не отставая и добьется своей цели, чего бы ему это не стоило. Она бежала уже по атрию. Эта погоня сопровождалась грохотом и звоном бьющихся предметов. Стали выглядывать испуганные рабы. Марк еще никогда не был так взбешен, как сейчас. Ему хотелось схватить ее и бить, бить до тех пор, пока она не упадет на колени и не попросит пощады. Пока она не будет умолять его. Он был готов на все, кровь кипела в нем, словно у дикого зверя на арене. Он был жесток, да, жесток! Но можно ли осуждать его за это? Не стоит забывать, что наш герой вырос в Риме, в развратном, жестоком и подлом Риме. А, впрочем, Рим сделали таким люди. Каждый раз видеть в амфитеатре кровь, стоны, крики пощады. И пальцы рук, опущенные вниз — приговор, смертный приговор. Неудивительно, что в нем росла жажда наблюдать мучения своей жертвы, ее слезы и мольбы. А обращение с рабами? Раб был вещью, купленной на рынке. Его можно было подарить или даже убить, по настроению. А чего стоят императорские пиры! Обжорство, разврат и жестокость царили вокруг. Так был ли МАрк жестоким? Нет, он был обычным патрицием, жившим в Риме, таким же, как любой другой. Ведь все вышеперечисленные пороки вовсе не считались преступлением. И только христиане привносили в эту ужасную жизнь хоть какое-то облегчение. Кто следовал за поклонниками Крейстоса, для того не существовало всех этих ужасов. Они жили в своем мирке, где навсегда поселилось торжество правды.
    Марк настигал Атиллию. Она зацепилась платьем за копье мраморной Минервы и очутилась в руках преследователя. Он обхватил ее за плечи и так сжал, что она едва не вскрикнула от боли, отбиваясь ногами и руками. Раздраженный МАрк ударил ее хлыстом. удар больно обжег девушку и она почувствовала, как теплая струйка крови потекла по телу.
     — Ты ничего этим не добьешься, — проговорила она, — я тебя ненавижу!
     Тогда он ударил ее еще, а потом еще и еще. Опомнившись, он стал покрывать поцелуями ее холодные губы, но Атиллия была уже без сознания.