ЧАСТЬ 6

                1

     Атиллию привели во дворец. Она шла, осматриваясь по сторонам. Такое великолепие могло быть разве что у богов на Олимпе. Своды залов были большие и величественные. Здесь помещалась колоссальная статуя Диоклетиана, бесстрастно взирающая безжизненными глазами куда-то вдаль. Статуя эта стояла здесь по-видимому для того, чтобы все, видящие ее благоговели перед императором, который уверял в своей божественности.
     Фабий передал Атиллию рабыням и удалился. Рабыни проводили ее в термы. Таких терм не было даже в доме Марка Аврелия. Посредине возвышалась статуя Нептуна с трезубцем и зеленой бородой. Арки были наверху и внизу. Под каждой аркой возвышалась статуя какого-либо бога или богини. Громадные мраморные колонны, стены, украшенные резьбой и блестящий паркет — все это создавало неповторимый колорит.
     Рабыни искупали Атиллию в розовой воде, затем их умелые руки тщательно умастили ее кожу маслами и благовониями. Расчесали ее волосы золотым гребнем и вплели в них нити жемчуга. Под конец облачили ее в розовую столу и сандалии. Одна чернокожая рабыня стояла с зеркалом, другие две держали белила и румяна. Закончив свою работу, они, поклонившись, также удалились, и через некоторое время перед Атиллией возник Фабий. Он с любопытством и восхищением оглядел ее с ног до головы.
     — По какому праву ты привел меня сюда? — возмущенно спросила девушка.
     — По праву императорского подарка, — ответил Фабий и ехидно ухмыльнулся.
     — Но ты же знаешь, что это ложь. Марк не дарил меня Диоклетиану. Я не его рабыня, я свободная женщина. И ты знаешь это, императорская крыса!
     — Что сделано, то сделано, — спокойно ответил Фабий, словно эпитет «крыса» относился вовсе не к нему. — А теперь я провожу тебя в покои владыки. Все эти римские матроны, дочери сенаторов и простые рабыни наскучили божественному. Ему хочется чего-нибудь необычного, так что ты как раз кстати, — сказал он, меясь, подталкивая ее за плечо. Атиллия с раздражением смахнула его руку со своего плеча.
     — Войдешь, кинешься в ноги повелителю и поцелуешь край его одежды, — давал последние наставления Фабий, не скрывая своего триумфа.
     Глаза Атиллии метали громы и молнии, но она промолчала. Потом неожиданно повернулась к Фабию:
     — Слушай, позволь мне уйти отсюда и я не забуду твоей услуги….
     — Ты считаешь меня за сумасшедшего? Хотя… — пробормотал Фабий, стоя сзади нее, — если ты подаришь мне свою любовь, Афродита, быть может, я смогу для тебя что-нибудь сделать.
     Он обнял ее за талию и посмотрел в лицо своим ехидным, словно у шакала, взглядом. Атиллия ударила его по рук.
     — Уж лучше император! — и вошла. Диоклетиан не заметил ее. Он возлежал на своем ложе, одетый в белоснежную тогу, в лавровом венце, слегка сбившемся набок. На пальце его красовался императорский перстень-печать. Рядом стояли дорогие вина, привезенные со всех концов империи в погреба императора. Здесь же были различные фрукты. По блестящему полу ходил красавец-павлин, распушив веером свой необыкновенный хвост. Рядом стояла статуя какого-то мифического героя с кувшином. Из кувшина бил фонтан. Пол возле фонтана был устлан лепестками роз. В огромных сосудах росли растения, привезенные из других стран. Покои напоминали роскошный райский сад и Атиллия сама залюбовалась этим чудом. Она была похожа на лесную нимфу, случайно пришедшую сюда.
     Диоклетиан держал в руке кубок, с наслаждением пил вино. Случайно взгляд его упал на Атиллию, которая стояла в стороне и не шевелилась. Атиллия увидела, что он ее заметил. С минуту они стояли, смотря друг на друга и не говоря ни слова. Диоклетиан не донес кубок до рта и поставил его на стол.
     — Ты, очевидно, наложница, которую прислал Марк Аврелий, — сказал он, не отрывая от него глаз. — А я-то подозревал его в дурном умысле против моей божественной особы, но теперь вижу, что это не так.
     — Во-первых, я не наложница, а во-вторых, Марк Аврелий ничего тебе не дарил, император, — ответила девушка.
     Диоклетиан немного опешил, но потом улыбнулся. — Да-да, странная шутка, — пробормотал он. — Я люблю принимать людей с чувством юмора. А почему ты не упала передо мной на колени и не поцеловала моей сандалии? — с любопытством поинтересовался он и сам же ответил: — Ах, да, наверное этот растяпа Фабий не предупредил тебя!
     — Нет, почему же, он меня предупредил, — ответила Атиллия, — но я не собираюсь пресмыкаться пред тобой, император. А стоять на коленях я буду только перед богами.
     Диоклетиан не столько разгневался, сколько удивился:
     — Но ведь я же и есть бог!
     — Ты не бог, император, — смело смотря ему в лицо, произнесла Атиллия.
     — Стало быть, ты сомневаешься в моей божественности? — спросил император с великодушной улыбкой. — А как же день празднеств?
     — Это было солнечное затмение.
     — Значит, ты не считаешь меня богом? — нахмурившись, спросил Диоклетиан.
     — Нет, — ответила Атиллия.
     Диоклетиан встал с ложа. Он так привык слушать лесть придворных, что слышать правду ему было непривычно и удивительно. Его не считают богом! Ему не кланяются в ноги, не лобзают его сандалии! Император нахмурился.
     — А ты знаешь, что я могу сделать с тобой? Бросить львам или сжечь живьем, или засечь розгами насмерть. Нет-нет, лучше хлыстом из чешуи. Один удар такого хлыста сдирает кожу, другой врезается в мясо, третий вырывает его, обнажая кость. Нет, лучше пытки каленым железом или… — его фантазия иссякла. Это раздражало его и он взглянул на Атиллию. Она казалась совершенно спокойной.
     — Что ж, это твоя воля, император!
     — Как, — сказал император (наверное он поразился бы меньше, если бы сказали, что варвары разгромили Рим и уже во дворце, — и ты не будешь молить о пощаде на коленях? Не будешь умолять о милости божественного владыки? Не будешь целовать след от моей сандалии? Ты не будешь вымаливать у меня прощения?
     — Не буду, — ответила Атиллия.
     — ?!
     Он приблизился к ней и его взгляд впился в нее. Казалось, что это взгляд какого-то чудовищного животного. Он проникал в душу, в сознание, сжигал, путал мысли в голове. На мгновение Атиллии показалось, что перед ней стоит вовсе не Диоклетиан. Что его руки превратились в щупальца, а во рту блеснули клыки. Что кожа превратилась в крокодиловую шкуру и он все тянул и тянул к ней свои щупальца, обвивал ее шею, душил. Она хотела закричать, но крик застыл в горле. Видение пропало. Это снова был император. «Вот сейчас он прикажет позвать преторианцев, чтобы предать меня изощреннейшим пыткам, на которые он только способен, и почему я была так груба?» — пронеслось в голове Атиллии. Но Диоклетиан вдруг широко улыбнулся:
     — Ты слишком дерзкая, но это мне в тебе и нравится. Я восхищен тобой, моя богиня! Да, в моем дворце слишком много лести, увы, это так скучно! Твоею дерзостью можно только восхищаться, Афродита! Дерзить самому императору! — со слащавой улыбочкой он обхватил Атиллию за талию и привлек к себе. Его обрюзгшее от чрезмерных пиров и возлияний лицо, было совсем рядом с лицом Атиллии. Глаза его горели страстью и похотью. Атиллия пыталась вырваться, но это оказалось бесполезным. Диоклетиан был в два раза сильнее ее. От бессилия и отвращения Атиллия стала отбиваться изо всех сил. Пусть он мучает ее, избивает, порежет на кусочки, только  бы не чувствовать на себе его поцелуи. Она плюнула ему в лицо. Такого финала Диоклетиан никак не ожидал.
     — Стража! — нервно заорал он, брызгая слюной. — Сюда!