4

     Рабы никогда не видели Марка Аврелия таким, как сегодня. Он залетел домой, будто ураган, ворвавшийся и распахнувший двери настежь. Разбил драгоценную вазу, опрокинул свою любимую статую Аполлона, которая разбилась напополам. Приказал высечь рабов безо всякой на то причины. Выпил две чаши неразбавленного фалернского, которое тут же ударило ему в голову. Тихо, почти неслышно, будто дикая кошка, возле него крутилась Клавдилла. Она обхватила его за шею руками.
     — О, Марк, что с тобою сделали в доме этого проклятого перса? Прежде ты таким никогда не был.
     — Ты еще здесь? — с ненавистью и раздражением проговорил Аврелий. — Так я тебе скажу, что ты теперь принадлежишь Антонию, да! И не смотри на меня так! Я подарил тебя Антонию, так и убирайся к нему! Ты мне больше не нужна! Не нуж-на! — проговорил он, отчеканивая каждое слово. Глаза Клавдиллы вспыхнули. Она посмотрела сначала на висевший кинжал, потом на шею Марка, загадочно улыбнулась, задержав взгляд на этой шее, и вышла так же незаметно, как и вошла.
     — Ненавижу! — вскричал Марк, оставшись один. — Всех ненавижу! И Клавдиллу, и этого проклятого перса и Диоклетиана! — с этими словами, он схватил кубок и запустил им в мраморный бюст императора. Кубок со звоном стукнулся о бюст и отлетел в сторону. В это время чья-то тень промелькнула мимо колонны, припрятав кубок в складках своего плаща.