-Я так счастлива, что оказалась рядом с вами, Шарлотта! – всхлипнула Мэри. – Я плачу, но это не горькие слезы. Я плачу…

-Я знаю, почему вы плачете. Поверьте!.. Его нельзя было не любить. Истинное очарование чистой души и золотого сердца… Тем более странно, что никто так и не смог полюбить его той любовью, о которой он мечтал. Хотя… такое сердце, как у него – редкость. Да и не был он таким простым, а скорее – примитивным, каким казался для тех, кто пытался его покорить. Все видели его на сцене – веселого, задорного, яркого. Но то сцена. Она была тем местом, где он чувствовал себя великим, где он просто физически ощущал биение сердец его поклонников, где он черпал энергию и тут же выплескивал ее обратно. Там, перед тысячами зрителей, он становился тем, кем хотел стать – победителем, легендой. Но стоило ему спуститься со сцены и усталость, одиночество наваливались со всех сторон. Эдди всегда куда-то рвался, что-то искал, сомневаясь и проигрывая, теряя и находя. Он метался по жизни, он терялся в ее дебрях, он убегал от реальности и даже боролся с ней… Но это проигрышная битва. Это страшно звучит, но это так. Только в своем мире, мире созданном душой, Эдди находил свой покой, свою музыку. Но он бродил в нем один, а это больно и неимоверно грустно. Потому, вероятно, он и ушел так рано. Он просто устал… Нет-нет, Мэри, я помню, что сгубила его болезнь. Но вдумайтесь, почему он ее подхватил? Уж слишком отчаянно, почти бездумно он воевал со своим одиночеством, пряча его за словом «скука». И я помню, что с болезнью он боролся до последнего вздоха, как солдат на поле боя. Пел, записывая последние песни, пил водку и снова пел, только бы не лежать недвижимо, только бы не смотреть вместо неба в потолок, который станет последним, что увидят его глаза перед тем, как померкнуть и закрыться навсегда… И все-таки, он устал. И эта усталость читалась в его глазах в последние годы. Он устал жить, а вот не петь не смог бы. Потому и успел спеть так много, даже уже не в силах двигаться… Не плачьте, Мэри, так горько! Ведь он с вами и по сей день?.. Я говорю слишком много неимоверных вещей, да? Но ведь это же так просто! Его душа и стала той рукой, что привела вас к Ричарду Тайлеру. Вы влюбились в их песни, а значит, и в Эдди. Прежде всего, в Эдди! Но он ушел. О ком же тогда мечтать, если не о ком-то из оставшихся?! Брэндан и Джордж – славные, очень талантливые, но Ричард… Конечно же, он – особенный. После Эдди только он! Да? Ну, вот честно, Мэри! Да? И не пугайтесь вполне закономерного вопроса – что бы было, окажись Эдди жив? Меня скорее испугал бы ответ… Но вот не вас! Он испугал бы, заставил дрогнуть привычные понятия, вбитые в вас нашей жизнью, ее догмами, правилами. Но не вас саму!.. Раз уж мы заговорили об этом… Хорошо, что Рон и Берни вышли курить!