И дни побежали за днями, приближая неумолимую дату – пятое октября, день единственного концерта Ричарда Тайлера в Москве, в Олимпийском, о котором уже кричали на улицах афиши. Обычные дни, заполненные привычными делами в будни и облегчающими поездками в далекий от центра города парк, где, бродя среди деревьев, Маруська слушала и слушала, не уставая, голос Ричарда, голоса и музыку всего «Королевского Креста». Она садилась на берегу реки и уходила туда, где ей было так сладко, так трепетно, так щемяще хорошо – в свои сны, в свои не тускнеющие иллюзии. Бесшумно текла вода под самыми ее ногами и ей хотелось погрузиться в нее, поплыть, не чувствуя своего уставшего от жары тела, напиться ею всласть. И она глядела на залитый солнцем противоположный берег, слышала стрекот кузнечиков в сохнувшей, душистой траве. А то ветер пригонял облака, становилось пасмурно и мысли ее уносились еще дальше, в ту страну, где так часто льют дожди, где зелень удивительно изумрудна, где живет ее сердце – ее «Королевский Крест», ее Ричард Тайлер, ибо душа Эдди где-то совсем рядом. И Маруське никак не хотелось уходить с этих камней пристани, от этой покачивающейся на ветру травы, и она ложилась в нее, не обращая на гулявших совсем рядом людей никакого внимания, ощущая себя один на один со своим Волшебством. Брэндан Мастерс пел об одном солнечном дне, и хотелось спать, просто уснуть под эту музыку, способную увести далеко-далеко, так далеко, что уже и не вернуться. Да и зачем?.. Но Маруська возвращалась, шла через парк, через заброшенный яблоневый сад, ее «дорогой яблок», где в пасмурный день старые, кривые деревья, высокая трава манили в туманную дымку зелени, а в солнечный – казались почти сказочно прекрасными, точно с иллюстрации к описанию хоббитского Шира. В самой глубине сада, в зарослях душистой травы, лопухов и крапивы пахло влагой, еще только созревавшими яблоками и самым сердцем лета. А вечером, в закатном солнце, разносился еле слышный аромат сиреневых сумерек на пути к лиловому вечеру в тишине, в неверном свете зажигавшихся фонарей и отзвуках недалекого метро… Но так надолго, до темноты Маруська никогда не задерживалась здесь – надо было возвращаться – и с грустью оставляя теплые деревья позади, она брела к метро, садилась в вагон и поезд медленно – почему-то, на этой линии совсем медленно – шел назад, в центр. А она все слушала и слушала их песни, глядя в окна, в золотившийся закатом вечер. На деревья, скрывавшие сумеречные тени, в которых, кажется, совсем наяву шли они, Эдди, Ричард, Брэндан и Джордж, совсем молоденькие, держа ее за руки, смеясь и дурачась. И вечер катился в сгущавшиеся сумерки, пахнувшие свежей прохладой и сладкой, необоримо притягательной тайной, когда сердце трепеща, замирает, когда в опьяняющей лиловой тени неожиданно сплетаются руки и жажда поцелуя топит в полуобмороке сумасшедшего желания. И губы пахнут вином, сердце сотрясает грудь, и нет покоя рукам, нет конца поцелую… и вот уже летишь куда-то, хохочешь, музыка несется вслед, а впереди ночь, костер, глаза, горящие будущей страстью. Только бы не умереть, от счастья!.. Маруська, вздрагивая, открывала глаза – конечная, переход. Она поправляла прическу, глядя на свое размытое отражение в стекле двери вагона, и шла на ватных ногах дальше. Музыка поддерживала ее, ликующее сердце ее билось и плевать на постылый дом, на то, что завтра рано вставать на работу. Славик еще… Пришлось съехать с квартиры – мамаша его потребовала. Мол, деньги нужны, а Маруська не платит, просто так живет, да еще Славик помогает. Она Маруську ненавидела, но Славик упорно стоял на своем – никто ему больше не нужен! Правда, сейчас родители Славика на даче прохлаждались, и квартира трехкомнатная оказалась свободна. Славик Маруське свою комнату предоставил, а сам спал в комнате родителей. Маруське выть хотелось рядом с ним – скучный, занудный, вечно ноющий о своей несчастной любви к ней. Впрочем, позволял он себе это лишь когда выпьет. Тогда уже вся дрянь из него выливалась, как из рога изобилия! Все-то об него ноги вытирают, никому-то он не нужен и так далее. Маруська слушала в пол уха, думая и мечтая о своем. А когда наступала ночь, когда во тьму погружалась комната, она закрывала
Из серии: Небо на двоих
25.09.2022