Скоро Берни снова сел в кабину, улыбнулся Мэри.

-Я рад, что везу вас домой, к маме! – он прямо-таки сиял. – Она очень хорошая! Да, и в деревне у нас тоже так уютно, так тихо и спокойно, что вам непременно понравится. Вот увидите!

-Я и не сомневаюсь в ваших словах, Берни… Не сомневаюсь. Только…

-Что «только»? Вы боитесь уезжать из Лондона? Да?

-Именно! – она снова едва не плакала. – Он здесь, Берни, я просто уверена! И я уезжаю от него. Уезжаю…

-Не плачьте, Мэри, пожалуйста! Вам нельзя оставаться здесь, рядом с Кетрин. А у мамы будет хорошо…

В доме Шарлотты Тритуэй, действительно, было хорошо… Они зашли внутрь с темной, освещенной редкими фонарями улицы прямо в уютно освещенную прихожую, куда с кухни плыл, заполняя собой все пространство, теплый яблочный дух самого вкусного пирога на свете. Мэри сразу вспомнилась хоббичья норка мистера Беггинса, она невольно улыбнулась и в ответ увидела неподдельно радостную улыбку маленькой женщины с пушистыми седыми волосами, подстриженными в каре.

-Вот и вы! – воскликнула Шарлотта. – Я так рада!

И Мэри немедленно в это поверила, а еще так легко, так спокойно стало на сердце, что на глаза ее снова невольно напросились слезы.

-Деточка! Вы что же плачете!? – бросилась к ней Шарлотта. – Вам нехорошо? Может, приляжете с дороги?.. Берни, мальчик, воды поскорее!.. А вы присядьте вот здесь и успокойтесь, я прошу вас!

Берни затопотал на кухню, Рон остался стоять посреди прихожей, а Шарлотта усадила Мэри на небольшой мягкий диванчик, обтянутый гобеленовой тканью с фиолетовыми цветами.