Телеэкраны по-прежнему пугали страшилками об облучении, клепали похожие друг на друга видео о трудовых рабах и жирующей за границей элите. Шоу с перебежчиками пополнилось теми, кто предал родину недавно — якобы ушёл по коридору, убедился в реальности всемирного зомбирования и поспешил вернуться обратно. Их тоже принимали. Прилюдно журили за недоверие своей стране на ток-шоу, заставляли краснеть, каяться, рыдать, и после клятвы в верности возвращали «в общество свободных людей и великой добродетели». Они с гордостью надевали военную форму или оранжевые комбинезоны стеностроителей.

Граждане верили, верили до самозабвения. И в стену, и в излучение, и в вирусы, и в тщательно продезинфицированный ветер, и в ужасное «там», и в прекрасное «здесь». В соцсети в основном обсуждали «перегибы на местах» — закон о фейках отбил всякое желание подвергать любое официальное заявление сомнению. Говорили, что, получив неограниченную власть, мировая элита окончательно с катушек слетела: распинали детей, заводили себе гаремы, устраивали массовые оргии, меняли пол по три раза на дню, поклонялись сатане, устраивали человеческие жертвоприношения, и каким-то образом всё это удавалось снять на видео и «раскрыть для лучшей части человечества преступную сущность возомнивших себя властителями мира подонков».

Тема «Вам всё врут» почти угасла, но снова настала ясная ночь и по небу поползла яркая надпись: «Из тоннеля никто не выходит». Несмотря на то, что надежда Наива на коридор уже развеялась, он всё равно расстроился. Уж слишком хотелось верить, хоть чуть-чуть! И жалко было Жесть. Оставалась только беспомощность, и Наив чувствовал, как цепенеет, когда она охватывает его. Физически цепенеет: немеют кончики пальцев, тело отказывается двигаться, словно хочет замереть навсегда, стать совсем, окончательно беспомощным и прекратить всё это в один миг. Он стряхивал её с себя, поднимался, шёл куда-то, но беспомощность брела за ним по пятам след в след, готовая в три прыжка сесть ему на шею верхом.