К сожалению, никаких признаков того, что за границей есть какая-то «разумная жизнь», Наив не увидел. «Оттуда» ничего не прилетало, ничего не приезжало, никаких сигналов не посылали. Несколько раз они видели высоко в небе самолёты на «той» стороне, переглядывались, но это ничего не доказывало — летали и в их «свободной стране», могут летать и «там». Может, это «жирующие элиты»? Поначалу Наив злился, что зря тратит время, потом остыл. Маме и Веар писал, что всё у него хорошо, и это отчасти было правдой: он изрядно поздоровел, оброс мышцами, откуда-то взялись сила, которой раньше не было, и спокойствие удава.
Его вахта длилась уже больше трёх месяцев. Он привык. Как бы ужасно это ни звучало, он настолько привык так жить, что ему это начало нравиться. Ни о чём не надо заботиться, ни о чём беспокоиться: тебя поднимут, покормят, бельё поменяют, одежду и обувь выдадут, обстирают, постригут. Соорудив палатку из одеяла, можно организовать себе немного личного пространства. Судя по отсутствию многих желаний, в еду им добавляли что-то успокоительное, что превращало людей в послушных тягловых быков. Сила есть — воли не надо, тяни себе лямку да помукивай.
Наив был на хорошем счету: брагу не пил, не срывался, не болтал, не шулерил, запретной любовью не занимался — пай-мальчик сорока лет от роду. Почему? Да потому что ему не хотелось. Как и у многих здесь, с ним случилась апатия — «что воля, что неволя — всё равно», он жил как во сне, и его, похоже, больше теперь тревожила мысль о том, что вахта закончится и придётся вернуться обратно в далёкий шумный мир, чем задача этот мир спасать. Воспоминания о прошлой жизни стали бледнеть, угасать, стираться. Мама и Веар казались скорее друзьями по переписке, чем реальными людьми. Он по-прежнему каждый день изучал статьи и видео о том, как выживать в лесу, становился следопытом-теоретиком, но уже как-то по инерции, практически не веря, что это потребуется.