Внутри оказалось две вещи. Уголок фотоснимка Нюра увидела сразу, но где же Сашино письмо? Она в нетерпении заглянула в широкий карман. Там лежал посеревший от времени лист бумаги, свернутый в несколько раз. С величайшим душевным трепетом вновь задрожавшими неверными руками Нюра взяла этот долгожданный листочек.

Как не крепилась она, а проступившие слезы не дали сразу рассмотреть лист.

— Ну, здравствуй Саша, родной! Здравствуй муж мой!

Поприветствовала Анна внезапно ставшие реальностью ее мечты. Бережно положив листок на скатерть и встав, по-русски, поклонилась ему, словно мужу, в пояс.

— Ну, скажи мне что ни будь. Любый мой!

С этими словами Анна стала разворачивать непослушный ветхий лист письма.

Бумага, более пяти лет пролежавшая в кожаной сумке, прошедшей по многим партизанским тропам болот и лесов Беларуси сначала не поддавалась дрожащим пальцам женщины, затем распалась на разлетевшиеся в стороны четвертинки.

То, что когда-то на этом листе бумаги, вырванном из школьной тетради, кто-то что-то писал «химическим» карандашом, было несомненно, но влага и время обесцветили строки письма, сделали их чем-то вроде бледно-синих полосок…

Анна на могла прийти в себя от обиды и разочарования. Она почти что верила, что вот сейчас Сашины строки заговорят с ней его голосом… а строк не было. Не доверяя глазам Анна еще раз пересмотрела четвертинки листа. От крайнего волнения стали трястись не только пальцы, но и губы.