— И ничего, ничего, ничего, ничегошеньки не осталось, — почти нараспев срывающимся от душевной муки голосом проговорила, покачиваясь в такт словам прижав руки к груди Нюра, — нет Саши. Нет Васи. И меня, наверное, тоже уже почти нет…
Не совсем поняв женщину Друзь прокашлялся и добавил.
— Есть! Есть Анна Митрофановна! Я принес вам командирскую сумку товарища капитана. Он положил в нее письмо и фотографию. Велел передать. Или спалить огнем, ежели немцы прижмут. Годы я носил эту сумку, вас разыскивал, и теперь повезло мне. Выполнил я, наконец, приказ моего дорогого командира. Конверт с адресом, правда, истлел совсем, но я навсегда адрес запомнил.
Партизан встал, неловко, одной рукой, развернул свой сверток и положил перед Нюрой старую порыжевшую, потрепанную войной и временем, некогда черную сумку.
— Прощайте Анна Митрофановна, жена моего дорогого товарища капитана. Мне пора. Надумаете приехать к нам в Беларусь – вот адрес. Будем рады встретить. До свидания.
— Спасибо Коля. От всей души спасибо. Только вот в одном ты немного ошибся, — называл меня женой. Не жена я больше, Коля, до сегодняшнего дня на что-то надеялась, мечтала, хотела верить… а теперь, а теперь, Коля, вдова я, вдова я, пулеметчик. И вдовство мое самое горькое — сиротское!
— Прощай, Коля и прими мою благодарность за приглашение…
ХХХ
Никак не могла Нюра уговорить себя и открыть этот страшный подарок из далекого сорок первого. Вот возьмет в руки старую сумку, положит на маленьких столик на кухоньке, протянет руку к защелке, а открыть не смеет. Выступят предательские слезы, потекут, промывая дорожки на впалых щеках. Отрыть, значило для нее что-то вроде так прийти на долго вымаливаемое у безжалостной судьбы и неожиданно сбывшегося свидание с Сашей, а заплаканной приходить к нему на встречу Нюра себе позволить не могла. Боялась, оскорбить светлую память дорогого человека. Долго, каждым следующим вечером, она так и сидела за столом перед сумкой, задумавшись, и, очнувшись от грез, замечала за собой, то что руки ее нежно поглаживают старую потёртую кожу, касаются потресканного ремня. Будто сидит перед ней ее Александр, Саша, Сашенька. И становилось еще грустнее и горше. Ночами женщина почти не спала, на работе забыться в труде тоже не удавалось. Исхудала Анна, в чем только душа держалась…
