Увлекшись воспоминаниями, Друзь забылся, как бы вновь окунувшись в прежнюю партизанскую жизнь. Внезапно, он взглянул на Нюру и слова застряли в его горле. Она напряженно молча слушала, но вся ее душа молила собеседника:

— Расскажи мне про Сашу, ну пожалуйста, Христом Богом молю! Если уж непросто рассказать, про бои, то поведай, как погиб мой муж. Я должна это знать, не мог мой Александр просто так сгинуть безвестно. Расскажи. Прошу тебя, Коля!

И партизан-белорус, наконец, решился.

— На пятый день, Анна Митрофановна, остались мы в капонире вчетвером. Товарищ капитан Руссиянов, ваш муж, старшина Сидоркин, и два рядовых: Давлетов и я. Все были ранены, но отбивали немцев. Стояли насмерть. Наш командир был ранен в ноги, но рукоятей пулемета не выпускал – бил гадов смертным боем. Кончались патроны. Потом товарищ капитан приказал мне уходить…

 Тут Друзь замолчал.

— Вижу трудно тебе, партизан, сказать всю правду. Щадить пытаешься, а ты внимательно посмотри на меня, увидь, как война со мной обошлась. Нет во мне больше страха! Потому что нет в живых и нашего с Сашей сыночка Васеньки – на моих глазах бомбой разорвало. Скажи Коля!

— Немцы погнали на капонир перед своей пехотой деревенских баб с детьми. Товарищ капитан приказал огня не открывать. Мне — немедленно уходить. А они… Я не дополз еще до третьего каземата и слышал, как они запели внутри капонира. А потом. Взорвали. Себя.