3

— Прости, рассказывая о твоем самом нежно-юном возрасте, я буду говорить о тебе в женском роде. Ты тогда ведь не определилась еще, как называть себя, — сказал Танатос и Нико заметила только сейчас, что на нем рубашка, сшитая также в средневековом стиле. — Твои родители-миллионеры никогда ни в чем тебе не отказывали и тебя смело можно называть баловнем судьбы. В них сочеталось все то, что ты хотела в них видеть и, быть может, ты сама их запрограммировала, страстно желая каких-то определенных качеств их характера. Они были умными, добрыми, понимающими, ты выросла, словно в раю, в гармонии и спокойствии. окруженная теплотой, заботой и любовью. Знаешь, я всегда находился рядом с тобой, просто ты не могла меня видеть. Я качал тебя на качелях и ты смеялась, я нежно трепал твои золотистые волосы, когда ты пела песню. Я был в тебе, я наполнял тебя…
— Что за странные и безумные вещи вы говорите, вы — сумасшедший! — возмутилась Нико.
— Дослушай же до конца, а потом сделаешь выводы, — ответил Танатос. — Так ведь делают мудрые люди? Ты жила в милом особняке, который напоминал великолепный дворец из твоих любимых романов, которые ты читала, как только начала распознавать буквы. И тебя всегда привлекали образы женщин, ведущих себя, как мужчины. Ты всегда стремилась стать такой же — брюки и мужская рубашка заменили тебе платье. А какие чудесные розы выращивала твоя приемная мать! Ваш розарий славился по всей округе, в него съезжались, чтобы поглазеть на музей роз. Девственно-белые, пастельно-розовые, красные, как кровь. Всевозможные оттенки прекраснейших роз! Они цвели в этом розарии. Но тебе всегда больше нравились кроваво-красные, цвета вамп. Ты украла у матери ярко-красную помаду и размалевала себе губы, представляя, что ты — вампир.
А как ты любила лошадей! Ты обскакала, видимо, всех, какие были в отцовской конюшне, даже черного, как уголь, Ворона, который был строптив и необуздан. Несмотря на запрет отца, ты тайком вывела Ворона из конюшни и объездила его. И у тебя это получилось. Я был рядом с тобой в тот момент и видел на твоем лице улыбку счастья из-за осуществившейся мечты и преодоления трудностей. Эта улыбка была поистине обворожительной. А твои растрепавшиеся от скачки волосы, такие спутанные, такие золотистые! Еще не тронутые и не пережженные краской! Я в тот момент искренне умилился…
Нико сидела, словно ее прибили чем-то тяжелым по голове. Она уже не искала ответа на вопрос, откуда ему известны такие подробности из ее жизни. Перед ней словно разверзлась неведомая прежде бездна, а она зависла где-то над ней. Нико продолжала молча и отрешенно слушать. Нико продолжала молча и отрешенно слушать.
— Ты увлеклась астрономией и любила разглядывать звезды по ночам, — продолжал Танатос. — Ты радовалась, когда удавалось отыскать очередное созвездие и ставила плюсик на карте звездного неба. Ты мечтала о неземной любви, о сказочной даме из романа, которую ты спасаешь, представляя себя мальчиком… Родители знали о твоей ориентации и предоставили полную свободу. Разве они, такие мудрые и понимающие, могли запретить тебе любить девочек? Да разве и не глупо это, идти против индивидуальности человека, запрещая ему то, что ему хочется? Разве это не самодурство?
— Знаете что, сказала Нико, встав со стула, хоть ноги и подкашивались, и, собрав всю волю в кулак, — мне кажется, что рок-бар не самое лучшее место, где можно обсуждать подробные вопросы. Поедемте ко мне.
Она запахнула плащ мужского покроя, он натянул шляпу. Они молча вышли. Ветер все еще был сильный, хоть и не ураган, как днем. Черные тучи обнажили зловеще улыбающуюся луну.
Танатос взял ее за руку:
— Я чувствую, как тебе сейчас сложно, я чувствую все, что с тобой происходит.
— Пустите, не нужно, — резко, по-мужски, оборвала его Нико, захлопнув дверцу автомобиля. Всю дорогу они молчали.
Особняк Нико действительно был шикарным. Все в нем было обставлено на странный манер. Стены зала украшали веера. От больших до самых маленьких. Разных стран, с разными узорами, ручной работы.
Открыв маленький домашний бар, Нико достала бутылку Хереса.
— Не откажусь, — ответил Танатос. — Да и тебе, мой мальчик, лучше расслабиться, чтобы принять всю правду такой, какой она есть… Я знаю, что ты не отошел еще от потрясения после похорон приемных родителей. Знаешь, пойдем лучше в твою любимую комнату, ну, в ту, в которой ты хранишь коллекцию фарфоровых кукол, — сказал он, будто бы частенько наведывался в этот дом. Они поднялись наверх.
Танатос взял с полки большеглазого кукольного мальчика:
— Это Ник. Твой любимый кукольный рыцарь. Твой маленький прототип.
— Откуда тебе это известно? — процедила сквозь зубы Нико вместе с Хересом. Танатос и бровью не повел, будто не слышал вопроса.
— Ты любила ужин в одиночестве при свечах, с бокалом терпкого вина, которое пила, как кровь, раскачиваясь на качелях под звездным небом. Когда играл Бетховен «К Элизе», ты писала чудесные стихи своей кровью, порезав палец лезвием…
У Нико появилось страстное желание наброситься на него и задушить подушкой. Он говорил такие вещи, каких не мог знать никто.
— Не помни понапрасну подушку, на ней такие тонкие, такие изящные кружева! — сказал Танатос.
«Читает мысли», — бегло подумала Нико и ее снова унес водоворот непонимания.
— Твою девочку звали Андреа. Твою первую девочку. Ты увидела ее на фото в интернете и влюбилась. Ты нашла ее, прикинувшись художницей. Ты написала с нее красивый портрет, потому что и вправду умела неплохо рисовать. Потом ты стала ухаживать за ней, как мальчик, очень красиво ухаживать, разумеется, у тебя были для этого все средства. Ты устраивала романтические вечера и поездки, праздники, дарила множество непревзойденных букетов роз из розария и интересные подарки, ты посвятила ей десятки утонченных стихов и несколько песен. В конце концов крепость пала. Штурм завершился успешно…
Нико нервно пожирала мороженое, орудуя ложкой:
— Ну, ну, продолжай, продолжай, мне не терпится узнать окончание истории.
— Хорошая тактика, мой мальчик, очень хорошая. Тебе плюс. Ты переспала с ней в розарии, совратив. Вы выпили много вина и ты домогалась ее дерзко, как мужчина и при этом красиво, тактично.
— А потом у меня в кармане был вибратор, — продолжила Нико.
— Ну зачем ты лжешь и портишь историю! Ты вошла в нее руками и ласкала со всей нежностью, но не позволяла притронуться к себе…
— Кто же ты, мать твою, такой, и зачем мне все это это говоришь? Ты надеешься, что меня твои слова начнут бесить?
— Нет, — покачал головой Танатос, — сделав невинный вид. — Отнюдь! Какие сильные чувства были.. Ты умела показаться изумрудом в оправе тонкой и очень красивой работы. Люди тянулись к тебе, ты не умела подстраивать им подлости. Ты могла преподать себя так, что тобой не переставали восхищаться, а завистливые неудачники молча ненавидели. Твоя душа была открыта для всех и ты умела жить на широкую ногу. Ты влюбила в себя Андреа, сама влюбившись в нее до беспамятства. И родители твои ее обожали. Вы устраивали семейные обеды без тени предрассудков и все здесь воспринималось как само собой разумеющееся. Ваш маленький рай. Ты до такой степени вошла в роль мужчины, что, разглядывая себя в зеркале, стала находить в себе мужские черты. И ты отлично знаешь, что, если бы захотела сделать операцию по перемене пола, родители бы с радостью дали на нее деньги, но тебя все устраивало и так. Быть мужчиной с телом и красотой женщины. Маленькое неудобство — приходилось перематывать грудь эластичным бинтом.
Самые счастливые женщины твоей жизни, твоя маленькая идиллия — ты, мать, отец и Андреа. Тогда ты еще считала их родными. Как иногда хорошо не знать правды, так ведь? Твои родители были идеальны, без малейшего изъяна. Они были такими, какими ты хотела их видеть. Их грешно было не любить, а они любили тебя любой, какой бы ты не была.
Ты умела быть интересной и разной каждый день. Будто главы романа, которые интереснее одна другой. Ваше обручение происходило дома. Ты встала на одно колено и преподнесла ей шкатулку, в которой находилось кольцо трудной и тонкой работы. Вы с мастерством делали его целый месяц и ты руководила работой, подсказывая мастеру, как сделать самую мельчайшую деталь узора.
Нико швырнула в сторону корытце из-под мороженого и, рассевшись на диване, налила себе хересу:
— Андреа никогда меня не любила, это годы моей жизни, потраченные впустую!
— Она очень тебя любила! — ответил Танатос, словно полоснув ножом по только что зарубцевавшейся ране. — Она тобой восхищалась! Она мечтала быть похожей на тебя! Помнишь, как ты ласкала ее у моря, на диком пляже, где были только ты, она и… я…
— Тебя там не было! — вскричала Нико, ударив кулаком в ажурную подушку. Танатос проигнорировал его реплику.
— Ты брала ее снова и снова, как голодный, но очень тактичный мужчина. И, знаешь, в те минуты, когда она задыхалась от твоих ласк, ей совсем не нужен был настоящий мужской агрегат. Нужно отдать тебе должное, ты удовлетворяла ее в сексе полностью. Я-то знаю, я в тот момент читал ее мысли.
— Чай? — со странным спокойствием спросила Нико, делая вид, что последние слова рассказа ее вообще не касались, будто речь шла о третьем, постороннем лице.
— Благодарю, я еще не допил херес. А чай на травах, тот, что ты пьешь, очень даже хорош!
Тогда, на скалах, возле моря… С вас можно было картины писать! Ты отдавала ей свое тело только по праздникам, когда очень сильно была пьяна и предпочитала в этом случае исключительно анальный секс. Истинный мужчина!
— Слушай, сукин ты сын, — Нико поставила кружку дымящегося чая и комната наполнилась ароматами лета. — Ты что, решил обсудить подробности моей личной жизни? Тебя волнует, с кем я трахался? Тебе-то что. старый извращенец?!
— Я вовсе не старый… — ответил Танатос, но обидой он был явно не уязвлен.
— Ну да… Лет 60 с хреном, єто самій юній возраст! — зло засмеялась Нико.
— Скоро ты увидишь, что был неправ в отношении меня, ибо сейчас видишь лишь оболочку.
Ты помнишь, как предала тебя Андреа? Помнишь ту пьяную вечеринку у приятелей дома? Ты никогда не забудешь ту волосатую задницу, которая елозила на твоей подруге, когда ты вошла в комнату… Это пьяное ничтожество трахнуло твою пьяную подругу, ее тело, которое ты с такой любовью и нежностью покрывала поцелуями, тело, которое ты так аккуратно гладила, обнимала, любила… Какой-то пьяный козел, ради минутной забавы, разрушил твой мир, всадив в душу острый, длинный нож…
— Тварюка! — не выдержала Нико. Она кинулась на него, и руки ее стали проваливаться в пустоту. Нико сильно испугалась, но ярость была сильнее. — Проклятый старый пердун, ты задался целью уничтожить меня морально??
— Ник, как можно ругаться такими словами, достойными разве что самой черни! Николас! Ты же действительно чувствовала себя настоящим готическим принцем — утонченным, богатым, красивым. романтичным. Как в романах. Ты могла уберечь Андреа, спасти ваш мир. Оставаясь в особняке, в вашей сказочной идиллии. Избегать вторжения чужих людей, способных вам навредить. Но ты подумала, что не можешь всю жизнь от всех прятаться, скрывать свою любовь, и получила жестокий урок! Андреа плакала и умоляла простить, но ты была непреклонна, проявив истинно мужскую железную волю, хотя сердце твое обливалось кровью от боли. Ты не могла такое простить. Для тебя это было концом всего, безвозвратно утраченный мир. Помнишь, в какую депрессию ты впала, искромсав руки, мечтая о смерти. воспевая смерть, как свою самую верную любовницу? Родители были в курсе и не трогали тебя, оставив за тобою право самой справляться со своим горем. Знаешь, хоть Андреа и вышла замуж, она до сих пор тебя любит. Таких людей, как ты, любят один раз и навсегда…
Нико улыбнулась:
— Спасибо, что подсластил пилюлю. Чего, кстати, не скажешь о тебе, старый мерзкий пердун, имеющий отвратительную черту — копаться в чужой жизни!
— Я не обижаюсь, сына, — спокойно ответил Танатос. — После потери Андреа ты ударилась в пьянство и разгул. Ты проводила ночи в рок-клубах и совокуплялась с девицами, притаскивая их к себе домой. Родители закрывали на это глаза, зная, что рана, нанесенная Андреа. глубока и заживет нескоро. В рок-клубе ты познакомилась с мальчиком, который был похож на девочку. У него были длинные волосы и зеленые глаза. Он — брат Александра и влюбился в тебя без памяти. И ты всю ночь трахала его вибратором в задницу, представляя, что ты — гей-актив.
Нико покраснела.
— Послушай, — сказала она, собрав все свое иссякающее терпение, — извращенец старый, тебе-то какое до всего этого дело? Все в отцы набиваешься?
— Отчего же ты меня до сих пор еще не выгнал, милый? — Танатос сказал эту фразу с интонацией, присущей геям. — А оттого не выгнал, что ты теперь спать спокойно не сможешь, зная, что есть кто-то, обладающий такой обширной информацией о тебе. Информацией в деталях. Ты хотела назло Андреа тоже связать себя узами брака, хоть 7никогда не дала бы этому типу к себе притронуться. Во-первых, вас бы все равно не расписали, как геев и во всеуслышанье объявили бы тебя женщиной, чего ты так не любишь; во-вторых, тебе бы этот брак попросту осточертел. Перед самой церемонией ты все разрушила. Ты представила, как выйдешь в черном фраке вместо белого платья и всех шокируешь. Оно того не стоило. Ты разбила парню сердце! Впрочем, тебя это мало волновало. После раны, нанесенной Андреа, ты стала холодна, цинична и иногда немного жестока. Ты стала презирать людей. Но только не своих родителей, они — все, что осталось от твоего прекрасного, счастливого мира. Как жаль, что они умерли. как тебе их не хватает…
— Только не нужно описывать подробности, в которых погибли мои родители! Будь ты человеком, а? — чуть не взмолилась она.
— Я не человек и никогда им не стану.
— У тебя точно началась болезнь Пика, старый ты хрен, ты впал в детство! Ты напомнил мне кого-то из малолетних херок в рок-клубе, которые кричат, что они никакие не люди, а вампиры, оборотни, а то и сами дьяволы!
— Да, — улыбнулся Танатос. — Одного я сегодня так напугал, что он вряд ли будет распускать подобную ересь.
— Самое ужасное, что могла сделать Андреа — это выйти замуж, — задумчиво проговорила Нико. — Это самый никчемный ее поступок для меня. Это хуже ее предательства. Она стала мне отвратительна… — Нико нервно пила чай. — Отвечай теперь, Мессинг чертов, к чему это все? Сколько ты хочешь денег, чтобы навсегда убраться из моей жизни и забыть о том, что знаешь? Миллион? Два? Три?
— Мне не нужны деньги, — все так же спокойно отвечал Танатос, все наливая и наливая херес, хотя бутылка давно опустела.
— Ага, конечно, они никому не нужны! — ответила Нико.
— Ты всегда боялась, что тебя станут любить из-за денег, что из-за денег у тебя не будет настоящих друзей… Можешь действительно не волноваться на этот счет. Я сам могу дать денег столько, сколько захочу и кому захочу, и при этом не обеднею.
Танатос вытащил из кармана несколько пачек купюр.
— Сколько ты хочешь денег? — спросил он, словно передразнивая ее. — Миллион? Два? Три? — он стал класть на столик купюры.
— Убери, — сказала Нико. — Я верю, что ты богат и не нуждаешься в моих деньгах. Хорошо. что тогда тебе нужно, что ты хочешь?
— Тебя!
— Ах ты ж старый похотливый извращенец! — Нико смахнула со столика банкноты. — Тебе меня не получить, онанируй на порнуху!
— Не ерничай, сынок, ты все не так понял.
— Ты — экстрасенс и умеешь читать мои мысли, из которых берешь нужную для себя информацию, собираясь пользоваться ею в своих отвратительных целях.
— О, еще и какой экстрасенс! — захохотал Танатос. — Я выйду победителем на любой битве экстрасенсов! На самом деле, я здесь за тем лишь, чтобы рассказать тебе правду о твоем происхождении. Я и вправду твой отец.
— Я тебе не верю, — ответила Нико.
— Я был задолго до твоего рождения, Нико, и я не человек…
— Потому что ты ополоумевший старпер экстрасенс…
— И я действительно не стар, — продолжал он. — Я бы мог доказать тебе, но ты можешь умереть от разрыва сердца или сойти с ума…
— Я напьюсь сердечных капель, доказывай!
— Нико, ты очень испугаешься…
— Ты просто помешанный стареющий дедуган! С экстрасенсорными способностями…
На ее глазах тело Танатоса стало расплавляться, как пламя свечи, на которую очень долго смотришь. Оно расползалось и разложилось на молекулы, которые стали удаляться друг от друга. Реальность ушла из-под ног Нико. Ей показалось, что с этими молекулами расползается и ее рассудок и стало очень страшно.
Молекулы снова вернулись, как частички собравшегося пазла, только с другим рисунком. Перед ней уже сидел молодой и довольно приятный парень. Его лицо все еще видоизменялось, словно кто-то ваял из мягкой глины.
— Я же сказал тебе, Нико, что я не стар. Нет возраста, потому, что нет времени. Я предупреждал тебя. что ты можешь сильно испугаться и лишиться рассудка.
Не выдержав сильного напряжения, Нико разрыдалась. Она не могла больше этого выносить, всех этих неприятных странностей, и продолжала рыдать.
— Кто ты? Почему ты здесь? — повторяла она сквозь слезы.
— Я тот, кто невидим, но кто повсюду, кто был всегда с тобой, но которого ты никогда не видела, твой отец…
— Кем была моя мать?
— Обычной женщиной. Очень красивой. Она вступила со мной в отношения и забеременела…
— Где она сейчас?
— Умерла при родах. Тебя забрали в приют, а потом усыновили хорошие, богатые люди…
Нико смотрела в одну точку, оттягивая шоколадные пряди волос:
— Как-то не укладывается в голове… Как так? Я сошел с ума, с ума… Мой отец — Дьявол… — ее губ коснулась нелепая улыбка.
Танатос тоже улыбнулся:
— Я люблю смотреть на твою улыбку, она прекрасна…
— И эта родинка, похожая на шестерку, там, — она показала в область левой груди, — не случайно?
— Люди придумали все эти суеверия с цифрами, все это полный бред… Теперь, когда ты поверил, ты сможешь полюбить меня, как своего отца?..
— Ты причинил мне за этот вечер много боли, — ответила Нико. Совсем бледная и морально измотанная, она дрожащей рукой поднесла и пересохшим губам остывший чай. Ее колотило.
— Прости, — прошептал Танатос. — Я и вправду причинил тебе сегодня много боли, но ты осыпал меня оскорблениями, а ведь я, невидимый, с самого рождения любил тебя. Я так страдал, не имея возможности показаться тебе. когда ты называл отцом чужого человека, а меня для тебя не существовало, хотя я был повсюду… Это меня больно ранило… Хочешь, я стану для тебя женщиной, если тебе неприятно видеть меня в мужском обличье… Пол не имеет значения, его вообще не существует…
— Оставайся таким, не любовницу же выбираю, — Нико прилегла, кутаясь в плащ.
— Клади голову на колени, — ответил Танатос. — Я буду охранять твой сон. Знай, я всегда на твоей стороне, ведь ты мое детище и теперь мы — одна семья.
Нико положила голову ему на колени.
— Мой отец — Дьявол! — слабо улыбнулась она и почувствовала, как его пальцы слегка сжали ее руку. Нико сжала его руку в ответ и тут же погрузилась в сон, как в провальную яму.