Огонь твоих рыжих волос
Мое тело приводит в дрожь…
Любишь ли ты всерьез?
Льешь ли ты сладкую ложь?

Харон спел слово в слово, идеально поймав мотив. Откуда он узнал??
В голове застучал его голос: «Удивляться тому, что я что-то знаю о тебе, поняв, что я читаю тебя, как раскрытую книгу, глупо, не так ли? Ты — моя самая интересная книга»…
Дореми не знала, куда спрятать от него взгляд. Он смотрел, наблюдая за каждым ее движением. От него невозможно было скрыться.
У нее не осталось ничего личного, ничего своего, она никогда не сможет побыть наедине с собой, зная, что Он повсюду. Это начало ее угнетать.
У нее никогда не будет своих тайн, своих секретов. Он знает все. Харон слышал ее мысли и удовлетворенно улыбался.
— Каково это, жить с любимым человеком под одной крышей и не иметь возможности к нему прикоснуться? — спросил Харон. Дореми подумала, что он имеет ввиду себя, но далее, из контекста, догадалась, что Харон имеет ввиду ее. — Жить, лишенной ласк, объятий, поцелуев? Сгорать от желания переспать с ним, но загнать саму себя в жесткие рамки и страдать из-за этого.
Он в который раз прочел ее!
На губах Харона играла тщеславная улыбка. Эта была улыбка превосходства. Дореми расплакалась, не имея возможности скрыться от его глаз. Он не стал утешать ее. Его тон, наоборот, стал холодным и жестоким.
— Может, так и лучше! — сказал Харон. — Ты права! С этой минуты забудь о том, что я говорил и писал тебе о своей любви. Ты больше не услышишь о ней от меня ни слова! — он встал, вытер руки бумажным полотенцем, и молча вышел.
Между ними выросла стена. На самом деле Харон играл. Он сделал правильную ставку, чтобы забрать джек-пот. «Чем меньше женщину мы любим»… Он наслаждался своим коварным планом, с улыбкой удовольствия читая ее мысли, в которых она корила и терзала себя за то, что не отдалась ему в ту ночь. Его холод мучил ее, сводил с ума. Она не могла смириться с тем, что потеряла его навсегда.
Дореми буквально ворвалась к Харону в спальню.
— Возьми меня! — закричала она. — Я твоя, мое тело жаждет твоего тепла, я очень люблю тебя, я согласна ради тебя на все. Даже отдать тебе свою душу…
«Зачем отдавать то, что и так принадлежит мне?» — подумал Харон, продолжая свою подлую игру. Он оставался бесстрастен. Дореми целовала его лицо, обливаясь слезами. Это не помогло, Харон холодно отстранил ее:
— Поздно. Твое время ушло, а мне надоело ждать.
— Ну, ведь если ты действительно меня любил, то не мог так быстро забыть! Неужели вина моя так сильна?
Дореми начала скидывать с себя одежду и , нагая, забралась к Харону в постель, прижавшись к нему всем разгоряченным телом. ее тело пылало, как в жару лихорадки, тосковало по нему, нуждалось в нем. Ей хотелось умереть, если он откажется от ее тела. Харон оставался холоден, словно Кай, продолжая игру, желая ее помучить.
— Не пытай меня, не отвергай, — простонала она.
— Твои манеры оставляют желать лучшего, — сказал Харон. — Что сказала бы Лиз? Она убила бы тебя. Ты же так прислушивалась к ее мнению!
— Мне плевать на Лиз, возьми меня! — почти кричала она.
— Убирайся из моей постели, я тебя не хочу! — резко ответил Харон.
Дореми издала глубокий стон. Его слова были ударом ножа. Плача, она убежала прямо голая.
Дореми так сильно его хотела, что не могла больше сдерживаться. Представляя его и то, что он с ней сделает, Дореми занялась онанизмом, трогая себя самым пошлым образом. Она представляла Харона, воображая, что он с ней вытворяет, как целует его везде, как он целует ее в самых нежных местах, его бархатистые женские пальцы она представляла в себе, внутри, везде, отдавшись полету бурных эротических фантазий.
Читая ее, Харон весело и злобно хохотал. Его хохот был уже почти истерическим. Услышав его, Дореми впала в стыд, перестав ласкать свое тело. «Сладких тебе снов», — услышал он насмешливый голос в голове.