— Вы — Дьявол! — закричала Дореми. — Вы — не от мира сего! Подите прочь! Немедленно покиньте этот дом и никогда больше не переступайте его порог!
Харон встал, но, немного пройдя, упал без сознания. Он снова горел, как в лихорадке. Дореми успокоилась. В конце концов, кем бы он ни был, она не желает этому существу смерти. Пусть оклемается и валит на все четыре стороны! Дореми снова отнесла Харона на кровать и снова поразилась невесомости его тела. Ей показалось, что он впал в летаргический сон.
Под ложечкой сосало. Есть было нечего. Денег совсем не осталось, на улице все занесло снегом, который не прекращался. Дореми решила наскрести муки, чтобы испечь хотя бы несколько пирожков или лепешку. Когда она открыла стол, не поверила глазам! В столе лежали: свежий, еще теплый, хлеб, рыба, сыр, копченый окорок и уже открытая бутылка дорогого вина! Чудеса в решете! Дореми так давно не ела вкуснятины, что ее не остановило бы даже то, если бы ей сказали, что все это от Дьявола.
Наевшись, она даже отхлебнула вина, что было не лишним в такую погоду. Приятное тепло разлилось по телу. Щечки ее порозовели. И, что было еще удивительно, так это то, что не смотря на погасший огонь в камине, холоднее не становилось. Будто это рыжеволосое существо обогревало комнату своим теплом. Даже не придется идти на мороз, чтобы рубить топором замерзшие ветки.
Выпив еще вина, Дореми совсем разморило, и сладкий сон накрыл ее своим покрывалом.
Она снова увидела Харона красивой рыжеволосой женщиной. Он раскрыл ей объятия. какая-то сила прямо подталкивала ее кинуться в них, будто в огонь, слиться с ним. Она представляла вкус этих губ и голова кружилась, как от вина.
«Иди же, Дореми, не бойся! Я люблю тебя!! — призывал Харон и ей хотелось кинуться в водоворот страсти. Обладать этой огненной женщиной, целовать ее, и, чтобы эта женщина обладала ею, в ней была сила огненного пламени. Харон тянул к ней руки, позади него горел огонь. Он с мольбой говорит ей, что, если она не останется с ним, то этот огонь сейчас поглотит его. А он этого не хочет, потому что очень любит ее. В его больших зеленых глазах стояли слезы, а губы шептали слова мольбы. Огонь уже подкрался к нему, когда Дореми схватилась за его руку, очутившись в его объятиях. И снова все во сне повторилось, как и прошлой ночью. Они любили друг друга настолько нежно, что Дореми плакала от счастья. И, снова, как и прошлым утром, его зеленые глаза внимательно, с ехидным любопытством разглядывали ее.
— Вам, я смотрю, лучше, — сказала Дореми.
— Ты собираешься меня прогнать? — спросил Харон.
Дореми указала на икону девы Марии:
— В том месте, где Бог, нет места Дьяволу!
Харон как-то глумливо рассмеялся.
— Бога и Дьявола придумали люди, поэтому он и живет в их сознании!
— Я не знаю, кто вы, откуда, и с какой целью в моем доме, но чувствую, что это неспроста, — сказала Дореми.
— Ну, конечно, вам грешно было бы не чувствовать, у вас же дар предвидения! — Харон ухмыльнулся.
— И это вам известно!
— Конечно, — нагловато ответил Харон. — Мне все о вас известно. И вы правы в том, что я здесь неспроста… Я должен открыть вам важную правду…
— И кукую же?
— Чего ходить вокруг да около — я ваш отец!
Дореми хмыкнула с кривой усмешкой, будто не слышала в своей жизни худшей нелепости.
— Очень смешно, что женщина представляется моим отцом! Теперь я не удивлюсь, что ко мне придет мужчина, вытворяющий чудеса, который объявит мне, что он — моя мать! Ценю ваше остроумие!
— Милочка, я говорил уже вам, что я — бесполый. А мать ваша умерла при родах, — ответил Харон.
— Вы сумасшедшая, помешанная женщина, я не хочу вас слушать! — сказала Дореми.
— Подите-ка лучше, принесите вина, что стоит у вас в столе, я хочу промочить горло.
— Это вы его туда поставили вместе с остальными продуктами, пока я спала, не так ли? И наверняка натерли лицо красным перцем, чтобы оно у вас горело, как в лихорадке, знаю я эти трюки! Только к чему весь этот спектакль, не понимаю?
— Милая моя, чтобы поставить к тебе в стол бутылку красного вина, мне даже вставать не нужно, я могу сделать так, что ты сама ее туда поставишь и забудешь об этом, — ответил Харон, закинув ногу на ногу.
— Очень интересно! — Дореми пошла за вином.
— Вот вам ваше вино! — она поставила бутылку на столик, но вместо рыжеволосой женщины сидел пожилой мужчина.
Из горла пораженной до ужаса Дореми вырвался хрип.
— Ну, в таком обличье я больше похож на твоего отца? — подмигнул Харон, переложив трость из одной руки в другую.
— Вы Дьявол? — как маленькая наивная девочка, спросила Дореми.
Харон хохотал:
— Я тот, кем меня назовут люди. Не столь важно, какое имя это будет.
Дореми сама залилась странным внутриутробным смехом:
— Как великолепно! У меня на кровати сидит Дьявол, который мне рассказывает о том, что Бога и Дьявола придумали люди!
— А почему ты думаешь, что это невозможно? — спросил Харон и продолжил голосом уже сидящей на кровати рыжеволосой, разглядывающей свой маникюр. — Давай поразмыслим? Почему ты считаешь, что миллионы людей, представляющих Бога и Дьявола, попросту не могли их спроектировать? Мы, возможно, созданные ими, и живем лишь в их воображении? Почему, например, христианину не является Магомет, или Будда? Потому, что в его сознании Христос! А, если кто-то представляет черта с рогами, то таким его и увидит. Наши образы живут в вашем сознании и мы будем такими, какими вы нас представляете.
Дореми пропускала его слова мимо ушей. Только что на ее глазах произошло превращение! Настоящее превращение! Этот человек или Дьявол, или профессиональный фокусник!
— Моя маленькая девочка! — сказал Харон. — Ты моя дочь, и та отметина, что у тебя на левой ягодице, от меня!
— И это вы знаете… — смутилась Дореми.
— Я знаю всю тебя… С головы до пят. Каждый уголок твоего тела, каждый кусочек твоей души… Я всегда был подле тебя, но ты не могла меня видеть… Эта злющая Лиз наказывала тебя из-за меня и я подстраивал ей различные неприятности.
— То, что вы говорите, это ужасно, — ответила, пытаясь все это переварить, Дореми.
— Посмотри, как ты живешь! — словно декламирую заученную реплику в театре, — сказал Харон. — Этот дом разваливается по частям, его скоро съедят крысы! Моя дочь не будет жить в таком убожестве, мы завтра же отсюда переедем!
— Нет, это Вы завтра отсюда уберетесь! — сказала Дореми. — Не знаю, что вам нужно, но вы мне не нравитесь!
«Или очень сильно нравлюсь», — забился голос в голове. Голос пульсировал в Дореми, как живое существо.
— Убирайтесь прочь, вместе со своей чертовщиной, знать вас не желаю! Со мной Бог! И пусть, он существует лишь в моем воображении, но он существует так же и в воображении тех, кто в него верит!
Харон демонстративно зевнул.
— Глупые вы, люди, вот я вам что скажу. А, если хочешь, чтобы я ушел, я уйду! — он подошел к двери и обернулся на Дореми: — Я вернусь к тебе, милая! — он вышел, скрипнув дверью. Дореми мучилась угрызениями совести. Она выгнала это существо, этого несчастного полоумного фокусника, на ночь глядя, в мороз и снегопад!
Дореми выскочила на улицу. Его фигура удалялась, под каблуками скрипел снег. Белые крупинки снежинок отчетливо выделялись при свете фонаря. Мела метель. Харон остановился и обернулся, посмотрев на нее огромными печальными глазами так, что у Дореми дрогнуло сердце.
— Ты вернешься ко мне, милая! — повторил он и зашагал прочь, скрипя снегом.
Почему-то Дореми еще долго смотрела ему вслед. Ее ресницы и волосы уже были седыми от снега. Она напоминала куклу, слепленную из снега.
Вскоре, метель замела крупные следы, оставленные Хароном.