2

Дореми продолжала гастролировать. Она приобретала все больше популярности и всеобщего обожания. Но ей это было безразличным. Без Харона свет померк, мир стал черно-белым. Дореми все ждала. Пела. Плакала. Продолжала ждать. Так проходила перед ней вереница скучных дней. Ей казалось, что она увядает, как цветок без воды. Все потеряло смысл. Она пропускала собственные концерты и, в результате, перестала давать их вообще. Больше ничего не интересовало. Она превращалась в безвольный овощ, который иногда встает, чтобы немного поесть.
Как-то раз Дореми пришло анонимное письмо без адреса адресанта. В письме говорилось, чтобы Дореми отправлялась в некую Старую Башню и досконально описывалось, как туда добраться. Харон писал, что будет ждать ее там. Что любит. Глаза Дореми широко раскрылись. Слеза упала на бумажный лист. Взгляд казался обезумевшим. Она в сумасшедшей спешке начала собирать вещи.

Только встретившись, не говоря друг другу ни слова. они сразу же предались изощренному сексу. На это ушла вся ночь. Харон пообещал ей показать сюрприз, но для этого нужно было позволить завязать себе глаза.
«Можешь снять повязку», — в голове стучал насмешливый голос Харона. Дореми развязала глаза. То, что она увидела, испугало ее, повергнув в шок. Перед ней во плоти стояло ее собственное отражение с темными волосами. Глядя на выражение лиц Дореми и Нико, Он залился пронзительным хохотом.
— Танатос, не шути так со мной! — вскричала Нико, — ты превратился в меня?
«Глупышка, это не я», — раздался мысленный голос.
— Это ты! Твои фокусы.
«Говорю же, не я! Ты же меня любишь, ты должен чувствовать сердцем, что это не я!»
— Это твой розыгрыш, прекрати, не смешно же!
Дореми вообще лишилась дара речи и только лупала глазами.
Танатос вошел, скрипнув дверью:
— Я же говорил, что это не я!
Дореми посмотрела на них безумными глазами:
— Вы кто оба такие?! Что вы здесь делаете?! Харон, Харон…
Она повторила последнее слово много раз. Брюнетка с белыми прядями в пышном платье распалась на молекулы и тут же собралась снова, став не менее красивой рыжеволосой женщиной.
— Я здесь, моя милая! Моя нежная орхидея…
— Кто такой Харон?! Что здесь происходит?! — спросила Нико.
Харон чмокнул Нико в губы:
— А такой ты меня уже не любишь? Рыжие не в твоем готическом вкусе? Любимый мой, это твоя сестра близнец. Для тебя я Танатос, для нее — Харон. Ты видел меня жгучей брюнеткой, она — огненно-рыжей. Я тот, кем вы меня назовете, я — такой, каким вы себе меня представляете. Теперь я вас оставлю, чтобы вы лучше познали друг друга.
Харон вытянулся, его тело исказилось, как в кривом зеркале, он сужался, пока не исчез.
— На этом сюрпризы не закончатся, — была его последняя фраза.
Нико и Дореми молча смотрели друг на друга.
— Ты спала с ним?! — вскричала Дореми, будто кто-то дал ей невидимую пощечину.
Не дожидаясь ответа, Дореми кинулась на Нико и вцепилась ей в волосы, словно уличная торговка, что было совершенно не в ее стиле, ревность ослепляла, казалось, что она дерется со своим фантомом. Вцепившись Нико в ее белые, обожженные краской, пряди, Дореми вырвала неплохой клок. Харон-Танатос громко хохотал, наслаждаясь действом.
Нико спохватилась, и одним ударом кулака в лицо поставила сестру на место.
— Не в моих правилах бить женщин, — сказала Нико, — но в отношении тебя не сожалею.
Дореми схватилась за кровоточащий нос.
Все же испытывая некоторое неудобство, Нико протянула сестре носовой платок.
Дореми кинула платок на пол. Но видя, что кровотечение не прекращается, подобрала его, приложив к ноздрям.
«Моя нежная орхидея», — вспомнила Нико. Танатос ее так называл. Он целовал ее губы, занимался с ней сексом, признавался в любви. Пламя ревности начало разгораться в душе Нико. Она сама готова была выдрать Дореми ее золотистые локоны и еле сдержала себя.