Зима пройдет и весна промелькнет,
И зима промелькнет…
Увянут все цветы, снегом их занесет,
Снегом их занесет.
И ты ко мне вернешься,
Мне сердце говорит,
Мне сердце говорит…
Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить,
Тобой лишь буду жить…
Дореми услышала то ли стук, то ли крик и перестала играть. Крышка рояля с шумом захлопнулась, больно прищемив пальцы. Дореми поспешила вниз, чтобы узнать, что происходит. Распахнув двери, она увидела, что прямо на пол, возле ее ног, упала какая-то женщина, будто замерзшая сосулька.
— Господи, что с вами, что с вами? Господи, Господи!
Дореми перевернула полумертвую женщину и ее обуял суеверный ужас — это была та самая женщина, которая так часто ей снилась! Она лежала перед ней, с разметавшимися огненно-рыжими волосами, с белым, как снежное полотно на улице, лицом. и посиневшими губами. Ее высокая грудь тяжело вздымалась. Это была та самая женщина! Как такое возможно!
Смутные предчувствия одолевали Дореми. Ей показалось, что снова открылся дар предвидения. Смутное ощущение праздника, каких-то феноменальных и необыкновенных способностей, которые изменят всю ее жизнь, какой-то душевный подрыв… С другой стороны — ощущение опасности, тревога, что-то непонятное, необъяснимое, исходящее от этой женщины…
— Что же я стою! Скорую! — но позвонить было неоткуда, придется бежать к соседям.
— Не нужно звонить ни в какую скорую, прошу вас! — зашептала женщина, открыв свои неестественно-большие зеленые глаза. — Все. что мне нужно, это немного отлежаться в тепле.
В тепле! Сырые замерзшие ветки еще не скоро просохнут, чтобы зажечься.
Пламя тут же ярко запылало в камине, будто кто-то поджег ветки невидимой рукой. Дореми вздрогнула.
Она попыталась дотащить женщину до кровати. Но та, несмотря на свой внушительный рост, оказалась весом не более, чем десятилетний ребенок и Дореми спокойно дотащила ее и уложила на кровать. От этой женщины исходил жар, как от хорошо натопленного камина.
«А если она тут умрет?» — подумала Дореми, но скорую вызывать не решалась, будто боялась ослушаться наказа этой женщины.
Снег все валил и валил, что скоро невозможно было открыть двери. Огонь в камине все пылал, хотя веток Дореми больше не подкладывала. Все это показалось таким странным… Дореми сделала влажный компресс и положила на горячий лоб женщины. Саму сморил сон.
Дореми прилегла напротив на старом, разваливающимся уже, диване, чтобы в случае чего, прийти на помощь больной.
Тут же ее закружил хоровод сновидений. Все тело стало пылать, но только не от болезни, а от страсти. От болезненной страсти. Ей снилось, что она занимается с этой женщиной любовью и испытывает от этого неземное блаженство. Губы женщины жаркие, они лижут ее, будто языки огня, от чего сотрясается, как в лихорадке, все тело. Огонь жжет, но не причиняет боли. Это огонь удовольствия. Эта женщина творит с ней такое, чего Дореми и представить себе не могла, это будто огонь, поглощающий ее, который испепеляет дотла. Женщина овладевает ею, всем ее существом, лезет в сознание… Она такая сладкая, что просто невозможно от нее оторваться, настолько хорошо! Она снова пытается завладеть и повелевать всем ее существом…
— Господи! Господи! — шепчет Дореми. Ничего не осознавая, она шепчет выученные на память псалмы, сонный разум поглощен задачей, что нужно вспомнить псалмы слово в слово, и для женщины в сознании Дореми не остается места. Она пропадает.
