Наконец-то я снова могу видеть. И вижу я Калеба, дрожащего то ли от злости, то ли от стыда. Кархард смотрит то на нас, то на него, и на его широкой вытянутой морде я не могу прочитать ни единой эмоции.

— Священники… — вдруг подходит к нам другой с кучкой хвороста под мышкой, — странный народ… Из-за них мы занимаемся этой неблагодарной работой!

В его голосе я явно слышу гнев, хотя взгляд всё такой же остекленевший. Похоже, ориентироваться на лица… морды… бесполезно. Зато голоса говорят многое.

— Нам едва хватает сырья на эти костры. Когда уже кончатся эти ведьмы?!

— Ведьмы? – вырывается у Калеба. Паоло кивает.

— Они здесь жгут ведьм. Точнее, всех женщин.

Мои глаза широко открываются. Значит, в этом костре?…

— Значит, в вашем городе столько ведьм, что?…

— Нет, не в этом дело, — объясняет кархард, проверявший Калеба, подкидывая одинокое брёвнышко в огонь, — ведьм жгут в центре города. Эти костры здесь для того, чтобы не пришли их подруги. Было бы лучше, думаю, собирать их кучей и сжигать, но священники уверяют, что даже одна ведьма может быть опасна. Вот и приходится разводить такие костры при каждой поимке.

Зубы Паоло скрипят. Мне тоже не по себе. Тот человек иногда называл мою маму ведьмой. Разве можно быть оборотнем и ведьмой? Больше звучало как ругательство… Кто такие ведьмы?

Калеб снова забирает меня, и мы идём мимо костра туда, куда ведёт новый кархард.