Наука приняла вызов и оказалась в затруднительном положении. Но каковой была бы наука, если бы человечество не испытывало трудностей? Нужда – побуждает к действиям. Любую жажду – хочется утолить. Попытка утолить эту жажду – и есть наука.

Ученые – любят ставить себя над другими людьми, как и многие философы. Еще Эйнштейн обращал внимание на проблему тщеславия в науках. Сам Альберт был во многом прав, и назвать его чистейшей воды ученым – невозможно, ибо он философ внутри науки. Его мастерство определило на долгие годы развитие многих физических теорий. Ученые, как я их вижу, это не те великие люди, вроде Дарвина, Ньютона, Бора, Резерфорда, а маленькие и настолько же полезные, как и монахи, людишки с большим самомнением и чувством того, будто они что-то знают. Только великие в науке, как в философии и религии, поднимаются над действительностью и трактуют все по-своему. Фанатичное вознесение ученых в среде атеистов – ничем не отличается от идолопоклонничества.

Наука – часто пытается подчеркнуть свой критический характер, но это лишь фикция, основанная на типичном для всех мнений свойстве критиковать другие мнения, чтобы в них не содержалось. Но не подумайте, что я хочу сказать, что наука – плохо. Нет. Это самое могущественное философское направление всех времен и народов, обработавшее в рамках своего шаблона наибольшее количество информации. Такой значительный труд – достоин уважения, но когда его начинают догматически навязывать людям, тогда мне становится грустно. Просвещение боролось против предрассудков, навязываемых церковью, чтобы навязывать после свои собственные предрассудки. Это напоминает мне известный фразеологизм: в чужом глазу видит щепку, а в своем бревна не замечает. Наука – это новый тип традиции, новый тип заблуждения – самый вкусный, самый приятный и самый зыбкий, в котором тонут с головой и уже никогда не возвращаются. Если бы наука боролась против догматизма вообще, а не против церкви, то и в ней самой не было бы догматизма, который встречается в её структуре на каждом шагу.