Вот только недавний румянец так и горел на ее щеках.

Со стоном, похожим на рычание, Ричард поймал ее губы, и ей едва больно не стало – так страстен был его поцелуй. И снова его глаза.

-Ты непереносима, девчонка! Ты – и голос его стих, смягчился, — ты… моя. И мне больше нечего сказать.

Целуя ее, он вел ее в спальню, на ходу снимая пиджак. Осторожно уложил на постель. Лампа отбрасывала мягкий свет на ее лицо, он склонился над ней, лежа рядом, долго глядел в ее глаза.

-Ричард, — прошептала Маруська. – Я люблю тебя, Ричард. Я так люблю тебя!!

Уже не в первый раз он целовал ее, но сейчас, как в сладкий омут, погружаясь в его взгляд, точно, в саму его душу, его жизнь, она едва сознание не теряла. Губы его ловила, задыхаясь, тонула в них, и задыхалась без них. Так, наверное, умирают от счастья!.. Сердце его чувствовала, бьющееся ей в грудь, никак не могла поверить, что это все-таки он, верила и знала – дальше некуда! Дальше только чудовищный, непереносимый страх потерять его. Но что же делать?! Без него нельзя, уйти, потеряться и струсить – нельзя! Только с ним… И она забирала его, всего, в себя, до конца, до крика, изнеможения и бесконечной, всей в слезах нежности. А когда легла его влажная, седая голова на ее грудь, когда ладони и губы ее узнали его слезы, сердце ее прорвалось, проникло в него и осталось там, в нем, до конца…

Таяла в слезах утренних сумерек уходящая ночь. Маруська лежала головой на теплой груди Ричарда. Она тихонько целовала ее, пробудившись, и чувствовала – ночь прошла. Чудный сон, счастье бесконечное… оно уходит? Не может быть! Она должна удержать, иначе жить просто не зачем… Он не бросит ее здесь, в это она верит безоговорочно. Но…