-Пора, Ричард! – Брэндан вошел в палату. – Пора, мой дорогой! Здесь все готово, нас проводят до машины, а самолет уже на взлетной, как говорится. Я звонил в аэропорт – вылет через час.

Ричард был уже готов. Он настоял на том, что бы ему помогли переодеться в костюм с белой рубахой, черным галстуком, его любимые кроссовки, кашемировое пальто очень глубокого синего цвета и тот синий с золотом шарф, что бы на нем, когда он вылетал из Москвы. Никто даже не пытался удивиться – зачем, вылетая в Швейцарию спецрейсом, на котором будут находиться только близкие Ричарду люди, он не оделся проще и удобнее. Изможденный болезнью, похудевший, Ричард оставался тем Ричардом Тайлером, чьим талантом, чьей красотой восхищался весь мир, и так гордилась родная Великобритания. Он не мог измениться, не мог разочаровать и… он слишком хорошо помнил Эдди Дэймонда, в тяжелые, невыносимые для него дни ни на секунду не разочаровавшего тех, кто его любил. Когда-то они вознеслись над многими, но всегда чувствовали и уважали, ценили их любовь…

Ричард сидел в своей каталке, глядя в небо за окном палаты. На диво чудесный выдался день! Солнце так и сияло, оттененное кучевыми, такими живописно пушистыми облаками на фоне глубокого синего неба. Неба, уже ждавшего весну, уже несшего в себе ее далекий голос, ее еле уловимый аромат. Аромат надежды, обещания счастья, купавшегося в нежности… Слезы стояли в его глазах, закрытых темными очками. Теснило грудь, комок стоял в горле. В юности он никогда не задумывался об этом, он просто чувствовал весну, чувствовал, как дрожит сердце, как копятся чувства, как закипает страсть, как разносит на части и невозможно усидеть. Порой он становился просто невыносим и совершенно неуправляем в такие дни, и Эдди обзывал его «бешеным котом» — Ричи не пропускал ни одной юбки… Все прошло. Все… Осталось только небо, чудесное небо катившегося в закат солнечного дня. Небо над Лондоном…