И я сохранил, Мэри. Сохранил именно в память о моем лучшем друге, хотя на тот момент и впрямь был не согласен с ним… Открой, посмотри!

Мэри дрожащими пальцами растянула тонкие тесемки и вынула на ладонь чудесную брошь. Первое, что пришло ей в голову – осень, лепестки последних, самых ярких цветов, опадающие листья. Лепестки или листья были усыпаны крохотными драгоценными камнями разных цветов, и те искрами переливались в свете ярких ламп. А посередине сиял большой рубин цвета красного вина, такой великолепный, что от него невозможно было отвести взгляд.

-Эдди, он сам сделал эскиз этой броши. Это его рука, его сердце. Она так и называется – Сердце Осени, — произнес Ричард, Мэри вздрогнула и почувствовала, как слезы катятся по ее щекам.

-Не плачь, Мэри, не надо! – сказала Мэган. – Хотя, я понимаю… И что бы у тебя, главное, у тебя самой больше не оставалось никаких сомнений, а я подозреваю – они у тебя есть, ибо «звездность» Ричарда трудно принять, трудно уверить себя, что достойна такого, как он, посмотрите оба!

И Мэган отошла в сторону, чтобы Ричард и Мэри смогли увидеть ту картину, что она привезла с собой. В гостиной повисла тишина, и только Мэри тихо ахнула, увидев в рамке… свой собственный портрет. Возможно, сходство и не было абсолютным, но одного взгляда было достаточно, что бы узнать лицо Мэри. Выполненный пастелью, смелыми штрихами, он был написан так легко, словно, Мэри сама позировала Эдди.