Она кинула взгляд на сундук, довольно кивнула, посмотрела на меня.

— Вам пора, — твёрдо сказала женщина.

Я кивнула. Пока я чистила зубы, матрона раздавала приказы Амелфе и другим сотрудникам. Мой сундук вынесли. Амелфа подготавливала моё платье. Нам так и не удалось побыть ещё чуть-чуть вместе перед моим отъездом, ни за умыванием, ни за завтраком. Я попросила матрону, чтобы Амелфа помогла одеться, поскольку не знаю, как одевать сарафан. Спустя несколько минут, одетая в зелёное с голубой вышивкой сарафан, стояла у крытой плотной тканью повозки. На прощание со мной, как мне кажется, вышел весь лагерь, персонал и пациенты, даже те присутствовали, которых я вообще не видела. Каждый улыбался мне и кивал, произносили ободряющие слова. Амелфа с тоской смотрела на меня. Обняться с ней нельзя, ей не положено. Группа косметологических лекарей уже сидели в повозке.

— В путь! – громко произнесла матрона Вышеслава.

Я забралась на подмостки повозки, кинула последний взгляд на подругу. Кучер хлопнул вожжами по крупам лошадей, и они медленно двинулись. Я зашла в укрытие повозки. Со мной ехали три косметолога, две девушки и юноша, мне досталось место с края. Они боялись ко мне обратится или завести разговор. Проехав некоторое время в молчании, я заговорила:

— Меня зовут Ева.

Они вздрогнули от моего голоса. Переглянулись. Но не разговаривают. Я пожевала губы от досады, на глазах опять появились предательские слёзы.