— Доброй обести, — поприветствовала я, срывающимся голосом.

Глотком слюны продавила ком стыда и страха, и вновь заговорила:

— Меня зовут пани Ева, я… — и голос затих.

Похоже с комом стыда и страха я проглотила и голос.

— Кнесенька, — зычно произнёс Аркуда.

Кивнула.

— Я перед вами виновата! – появился голос на пару со звенящими слезами.

— Кнесенька…

Пункт замер. Тишина могильная, внутренним воображением представила, как все затаили дыхание, набрав воздуха в грудь и не выдыхая.

— Я искренне, от всего сердца и души прошу вашего прощения за…

Я замолчала, так как на мою голову опустилась громадная рука. Казалось сожми он пальцы и расколет мой череп. Я перестала дышать.

— Я не виню вас, — тихо и честно признался Аркуда.

Его рука легко потрепала мою макушку головы.

— Я виню…

— И зря! – прервал мою речь воин, — Это глупости.

Он убрал руку, и я вновь посмотрела ему в глаза.

— Но что скажешь ваша супруга?

— Скажет: «Благодарю!», — усмехнулся воин.

— В смысле? – пискнула я.

— Она всегда ненавидела мою бороду, — с грустью сказал мужчина, — То колется, то крошки собирает, то волосы выпадают… Однажды ночью, видимо совсем уж она докучала ей, остригла.

Пан Аркуда стал мигать у меня перед глазами, и я поняла, что в недоумении моргаю глазами. Воины, стоявшие рядом и слышавшие его исповедь, прыснули громким смехом, словно стадо лошадей заржало. Я даже вздрогнула от испуга. Для меня, готовую понести любое наказание за устроенное мной происшествие, смех разрядил обстановку, даже воздух избавился от тяжести.