— Кстати о кнесе, — она достала из кармана белого с красным крестом фартука кипу.

Кипа – это лист бумаги коричневатого цвета, свёрнутый в треугольник. Такие, если не ошибаюсь, письма писали солдаты во времена ВОВ своим родным и близким.

— Вот пришёл его ответ, — и она замолчала с протянутой рукой, держащей кипу.

— Простите, но читать я не умею, — я не хотела его брать в руки, условно добавляя тяжесть к своей ноше.

Хотя уверена, что прочитала бы их письменность без проблем. Матрона шумно вздохнула.

— Он рад вашему прибытию к нам, и вместе с тем просит, чтобы вы были сопровождены в столицу Саулом.

В ушах ударил набат. Груз ответственности ожил и прибавил в весе. Мои спокойные дни на Материнском плато закончились. В глазах защипало. Я непроизвольно шмыгнула носом.

— Завтра на сваор мы отправим вас вместе с караваном косметологических лекарей. Так что будьте готовы, — строго и безапелляционно заявила матрона.

— У меня нет пожитков, — с грустью произнесла я.

Кроме больничной пижамы, тапочек и зубных принадлежностей. Нищая сирота.

— Всем необходимым мы вас обеспечим, — смягчилась матрона, — Пани Амелфа проводит вас.

Она мельком кинула взгляд в сторону девушки, та, присела в книксене не поднимая головы. Я безучастно кивнула. Матрона, шурша юбками платья вышла из шатра. Амелфа так и стояла, не поднимая головы, только плечи содрогались. Мне разом стало одиноко и печально. Я не хотела уезжать в неизвестное. Неизвестное всегда меня пугало, но выбора у меня нет. Я дала себе слово плыть по течению, несмотря ни на что.