Я сидела в укрытии повозки и носа не казала наружу. Я тёрла руки, чтобы разогнать кровь и немного придать тёплой жизни им. Голос пятидесятника, подобно пронизывающему холодному ветру, изгнал еле накопленное тепло из рук, ног, впрочем, из всего тела. Да и душа сжалась и спряталась, а сердце остановило бег.

— Мы прибыли, кнесенька.

— Хорошо, — бесцветный голос вырвался из моих уст.

Молчание.

— Выйти не желаете?

— Мне и тут неплохо.

— И всё же, — настаивал пятидесятник, — нам есть о чём поговорить.

Делать нечего. Мой час пробил. Показала голову из полога укрытия. На улице достаточно тепло, а меня морозит. И мне тут подумалось. Перед смертью не надышишься. Пять минут позора (ну, может чуть больше), сечь то меня не будут. Пятидесятник, взглянув на меня, понимающе улыбнулся. Подав мне руку, я опёрлась на неё и спрыгнула на землю. У ног образовалось облачко пыли.

— Вижу вы всё понимаете, — голос тоже был понимающим.

Я кивнула земле. Глаз поднимать не хватало смелости. Трусиха! Я заявляла, что буду встречать невзгоды с поднятой головой и, хотя бы с выражением смелости на лице. А тут мелочь, и уже оробела.

— Рассказывайте, — мягко, но твёрдо потребовал пятидесятник.

— Послушайте, я знаю, виновата, что ослушалась вас, но тело затекло, вот я и решила немного прогуляться…

— Я не это хочу услышать! – бесцеремонно перебил меня воин.

— А что вы хотите услышать? – не понимая в таком случае о чём мне исповедоваться перед ним.