Я, обняв  свою  малышку  Джейн, не  хотел  выпускать  из  своих  рук.

   Сцепившись  пальцами  рук, мы  так  проснулись  утром, мягко  качаясь  на волнах  в  новой  скалистой  неизвестной  нам  обоим  бухте.

— Мне  дышать  тяжело — я  услышал, тихое, из  ее  уст — Сдавил  так, словно, боишься  меня  потерять, любимый.

  Я  действительно  прижал  Джейн  к  себе  очень  сильно. И  не  отпускал, обняв  ее  руками  своими  в  постели  со  стороны  спины, вокруг  ее  девичьих рук  и  груди.

  Джейн  не  спала  и, наверное, уже  давно.

— Боюсь — также, тихо  прошептал  ей  я  в  золоченое  колечком  маленькой сережкой  девичье  ушко — Я, не  знаю, как  буду  жить  без  тебя  Джейн.

  Я  уткнулся  носом  в  ее  голую  гибкую, как  у  кошки  загорелую  до  черноты  узкую  женскую  укрытую  растрепанными  длинными  черными волосами  спину. Я  вдыхал  запах  ее  тех  смоляных  чернотой  волос  и женского  тела, мокрого  от  пота  и  жара. Я, до  сих  пор, чувствую  этот  жар  и  запах  ее  Джейн  красивого  девичьего  тела. Тела  жгучей  моей  и любвеобильной  латиноамериканки.

— Пора  вставать, Володя — сказала  она  мне — Дэниел  уже  встал, и  работает наверху. Слышишь, как  он  шебуршит  там, на  палубе, чем-то. И  бегает  по ней, туда  и  обратно. Скоро  сам  к  нам  прибежит. Давай, вставать. Надо делом  заниматься  теперь, а  не  любовью.

  Я  отпустил  свою  мертвую  в  замке  хватку, вокруг  ее  голых  загорелых  рук и  голой  женской  груди. Я  поднялся  с  постели. И оделся  как  обычно  в  то, что  было  на  мне  всегда. Я, почему-то, предпочитал  все  же  свою  одежду  моряка, чем  то, что  мне  предложил  сам  Дэниел  из  своего  мужского  гардероба. Надев  цветную  рубашку, подаренную  мне  Дэниелом. Порывшись  в  платенном  полированном  шкафу.