попке. Она, в  ответ, отшлепала  меня  мокрыми  руками. По  моим  проказника  мужским  рукам.

  Соскользнув  внутрь  лодки  своим  голым  мокрым  в  воде  таким  же, как  и  ее  руки  загоревшим  до  черноты  животом. Джейн  забросила изящные свои  ляжками  и  бедрами  босые с маленькими ступнями  и пальчиками в ластах девичьи ноги. От самого выреза желтых плавок в бронзовом черном отливе загара. Поджав их под себя, она отсела к носу скутера.

 — Не  успеешь, что, ли! — взвизгнув  от  моей  сексуальной  шалости, и  дико смеясь, произнесла  моя  Джейн — Давай, лучше, заводи  мотор  и  поехали отсюда!

  Она, снимала  часы  и  ласты.

— Два  часа  дня. Пора  в  душ. Я  вся  просолилась  в  этой  воде. Да, и  тебе  не  мешало, бы, окунуться — сказала  она  мне — Сидишь, уже  весь  мокрый  от  этого солнечного  жарева. И  еще  ниразу  не  нырял.

  Джейн  задышала  тяжело  уставшей  от  долгого  плавания  под  водой трепетной  полуголой  загоревшей  до  черноты  грудью  в  своем  купальном желтом  мокром, как  и  плавки  лифчике. Она  вся  мокрая  сидела  на  носу нашего  резинового  моторного  скутера. Снова  облепленная, как  и  тогда, ночью  после  купания  длинными  черными  по  голой, и  гибкой  черной  от загара  узкой  девичьей  спине, вьющимися  и  черными, как  смоль  змеящимися  по  ее  плечам  и  спине  волосами. Джейн  смотрела  вперед  по курсу  летящего  по  воде  скутера  в  сторону  острова. И  мы, на  полной скорости, разгоняя  резиновым  днищем  своей  моторной  лодки  под  собой воду  лагуны, устремились  обратно  к  берегу. К своей  яхте, и  к  хижинам рыбаков  островитян.