— Тут не балаган вам, ходи-смотри! — рычал он, расталкивая зевак, уважительно сторонившихся его огромных кулаков. — Сегодня смеяться, завтра — сам так будешь! Глупый голова!

Он подошел к Каэрэ и помог ему встать.

— Рубаха не надо одевай — присохнет, — только и сказал он.

Каэрэ оперся на могучую шею нежданного друга.

Циэ довел его до конюшни, уложил на циновку, напоил холодной водой.

— Ты не как эти рабы-овцы, ты молодец, — одобрительно кивал Циэ бритой головой. — Другой раб — кричать, пощады просить, а ты — нет. Ты настоящий всадник.

Каэрэ вместо ответа стиснул зубами прутья циновки.

—  Сейчас тебя уже не отпустят ходи-поле. Сейчас ты раб стал. Поправишься — вместе убегай делать будем.

Каэрэ закрыл глаза.

— Твоя правильно Уурт не любит. Уэлэ хотеть твоя «силен Уурт» кричать. Твоя правильно делал, не кричал. Ко мне домой бежим, одну жену тебе отдам.

— Спасибо, Циэ, —  сказал Каэрэ, не расслышав последние слова степняка.

…Они сидели с дядей на острове среди моря, а вокруг в воде резвились рыбы.

— А где твой дельфин? — спросил Каэрэ.

Дядя Николас улыбался и молчал.

— Ушел кого-то спасать? – догадался Каэрэ.

— Да. Его дело – спасать, — ответил дядя.

…Прошли часы — а, может быть, минуты. Каэрэ мерещилось, что он ползет к морю по раскаленному песку.

— Где мой конь? — зашептал он.

— Здесь, здесь… Хороший скакун.

— Кто здесь ходи? — вдруг спросил Циэ у темноты.

— Эй, дева Шу-эна,  зачем ночью ходи? — добавил он, вглядевшись.