Наступил еще один вечер, и они втроем сидели у костра, разведенного у конюшни. После заката солнца было холодно. Циэ толковал своему новому помощнику о Великом Табунщике, о том, как его убили злые люди из его кочевья, но он опять ожил, и о том, как красива степь весной, когда цветут маки.
Каэрэ рассеянно слушал рассказ степняка.
— Дева Всесветлого — смелая, — сказал Циэ. — Втроем убегай делать будем.
Сашиа засмеялась. Свобода показалась ей такой близкой, словно в лицо ей повеял знакомый с детства аромат степи.
— Завтра ночью тиики настойка много пить, надсмотрщики настойка много пить, совсем пьяный быть. Мы — не пить, мы на них смотреть. Коней тихо выводить и в степь, быстро, как жеребята Великого Табунщика!
— Среди звезд и холмов, среди рек и трав, — напела девушка старую песню степняков.
— Дева Всесветлого все знай! — удивился Циэ.
— Это очень красивая песня, ее многие поют в Аэоле. А я – из общины при Ли-Тиоэй, там совсем рядом степь. Если бы мне вернули мою флейту, я бы сыграла на ней эту песню… — отвечала Сашиа.
Каэрэ, не отрываясь, смотрел на девушку.
…Циэ ушел к коням – поговорить с ними на своем странном, немного похожем на тихое конское ржание, языке: ободрить перед неминуемой смертью у страшного жертвенного камня Уурта, рассказать про табун Великого Табунщика. Сашиа и Каэрэ остались одни.
— Откуда ты? – вдруг спросила Сашиа.
— Из-за моря, — не сразу и неохотно ответил он.