Он сел, удивленно ощутив, что почти здоров. Вытряхнув клок сена из волос, Каэрэ встал, и, шатаясь, подошел к окну.

Узкая тропка спускалась с холма вниз, на лужайку, на которой паслись несколько вороных коней — с широкой грудью, коротконогих, с крепкими бабками.

«Да, на тяжеловозах быстро не ускакать, но все же…»

Он мысленно измерил расстояние до лужайки. Огляделся — комнатка была пуста; кроме его постели и циновок из травы на полу, здесь ничего больше не было. Он помедлил и, подавив крик боли, подтянулся на руках, перевалившись через оконный проем в заросли густой травы. Снова огляделся — ни звука, ни движения.

Скользнув вниз по склону, почти скатившись, он оказался возле коней, перевел дыхание, борясь с неожиданно возникшей слабостью… До него доносился свист птах из кустов. «Смех? Смех, смех!»

…Он растреноживал коня, вытирая холодный, липкий пот со лба, а кони ржали и волновались. Движение вокруг усиливалось, земля, качаясь, начала уплывать.

Он выпрямился и через пелену надвигающегося на глаза тумана увидел высокую фигуру.

— Ну, здравствуй, — услышал он.

Дальше Каэрэ помнил, как он хотел вскочить на спину коня, как незнакомец удержал его, как они, сцепившись в борьбе, вместе повалились на землю и как кони испуганно ржали.

— Не сметь его бить! — закричал незнакомец двум подоспевшим здоровенным рабам, которые схватили неудачливого беглеца. — Не сметь, я сказал!