— Когда-нибудь и мы сядем в его ладью, — благоговейно сказал воевода.

Миоци встал на пороге хижины — его тень заслонила клонящееся к закату солнце. Солнце стояло над дальним маяком, бросая лучи на покрытое дымкой море.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно проговорил Зарэо. — Посмотрим, чему вас учат в Белых горах.

Трижды пропели и глухо ударились о шершавый ствол старого дуба стрелы.

— Да ты их одна в другую расщепил! Гляди-ка  Зарэо восхищенно покачал головой. — Почему у нас не было белогорских лучников при Ли-Тиоэй?

Иэ негромко сказал:

— Да, их не было.

— Это не боевой лук, ли-Зарэо. Я не могу взять в руки боевой лук — это запрещено принявшему посвящение. Это священный лук, образ лука Шу-эна Всесветлого, того, что сияет в облаках после дождя и виден в водопаде Аир. Древние говорят, что лук был придуман не для убийства, а для служения Всесветлому, и стрелу из него могли выпускать лишь жрецы. А народ молился, пока стрела летела, призывая имя того, кто зажег диск Шу-эна Всесветлого, — промолвил Миоци.

— Надо же! Да, в очень древние дни  молились Уснувшему. Наши прадеды не помнят такого.

— Думаю, и их прадеды не вспомнили бы, — сказал Иэ. — Лук, огонь, колесо были священными в давние дни. Это сейчас мы ими пользуемся для наших нужд, потому что решили, что Сотворивший все уснул.

— А лодка? У фроуэрцев до сих пор хоронят в священных лодках, — сказал воевода и вздохнул, словно вспомнил что-то печальное.