— Приветствую ли-Зарэо и его спутников! — раздался голос Лаоэй.

Раогай затаила дыхание. Зачем отец пришел сюда, покинув лагерь? Из его речи, заглушаемой кованой крышкой сундука, девушка поняла, что он ничего не подозревает о ее побеге — значит, он еще не успел побывать дома. Она свернулась в комочек на каких-то тканях и кожах – от них пахло конями и степью.

— Это ло-Иэ и его бывший ученик, а теперь великий жрец Шу-эна в нашем городе, белогорец ли-шо-Миоци, — донеслись до Раогай слова отца. Сердце ее забилось от смутного и необьяснимого желания посмотреть на этого Миоци. Она с трудом удержалась от того, чтобы не приоткрыть крышку.

— Да, матушка Лаоэй давно знает меня, — раздался голос Иэ, которого в семье Зарэо дети называли просто «дедушка». — А вот ли-шо-Миоци мать, наверное, видит впервые…

— Всесветлый да просветит деву Шу-эна, — раздался негромкий, но звучный голос — жрец произнес обычное приветствие.

— И тебя, сынок, и тебя… Да, я впервые вижу Миоци… Миоци теперь твое имя, сынок?

Зарэо тяжело опустился на сундук и полоска света, проникавшая снаружи, исчезла. Лаоэй подавала гостям традиционный бодрящий напиток из горьких трав и терпких ягод и белые лепешки.

— Я нарочно выехал навстречу ли-шо, чтобы поговорить с ним наедине, без лишних свидетелей — до того, как он войдет в город.

«Отец точно решил выдать меня замуж за этого белогорца!» — раздраженно подумала Раогай. Но к ее удивлению, бывший верховный воевода Аэолы ни слова не сказал о браке.