Ютка направилась дальше. К деревенскому хозяйственнику, что заведовал всеми запасами от корнеплодов в погребах до небольшой казны, что все время становилась лишь меньше.
Пробегая мимо, старейшина заметила, как братья-великаны приступили к поднятию амбара, задумчиво почесывая головы и не зная с кого края подступиться.
— Привет! – она весело потрясла большущие руки.
— О, спасительница наша беглая, – пробасил кузнец.
— Как дела на просторах? – поинтересовался мельник.
— Интересно, — взмахнула прядями мелкая. – Вы, я смотрю, бревнышко приволокли. Рычагом поднимать будите?
— А как иначе? Но с какого края?.. Вот думаем.
— С того, — Ютка легко ткнула пальцем с ближайший угол.
— Почему?
— Потому что без разницы, — хмыкнула девочка.
Великаны тяжело почесали затылки.
— И правда, — кивнул Ром. – Ладно, парни, взяли.
И парни взяли. Одним ударом Льен, кузнец, загнал тонкое бревнышко под угол амбара. Сомнир, мельник, легко приподнял громадный валун, готовясь забивать его в фундамент. Ром ухватился за бревно.
Льен зычно рыкнул:
— Р-р-раз! – амбар, словно испуганная птица, взвился вверх, показав основание глубоко ушедшего в землю угла.
— Хек! – коротко крякнул Сомнир, и валун, пробившись сквозь слой земли, оказался в образовавшейся полости. Льен и Ром отпустили строение и вытащили невероятно крепкое бревнышко.
— Пошло вроде, — задумчиво пригладив бороду, изрек Льен. – Камушек еще нужен…
Ютка направилась дальше.
Да, братья-великаны, конечно, не то, чтобы гении, даже, можно сказать, в некоторых местах туповаты и малость тормоза. Но стоит их немного подтолкнуть и кажущееся невозможным дело будет делаться. И делаться исправно. Вот сейчас кто-то пошел за еще одним валуном, кто-то принялся укреплять уже поднятый угол, а еще один отправился исследовать, какой угол поднимать следующим. И Ютка точно знала, что не пройдет и часа как амбар снова займет свое изначальное положение в пространстве.
Такли, казначей и хозяйственник, проводил с утра пораньше ревизию, пересчитывая и пробуя беличьи и заячьи тушки, что уже освежеванные и выпотрошенные висели стройным рядком на перекладине, медленно превращаясь в вяленное мясо. Вокруг него бегала парочка собак, подпрыгивая и виляя хвостами. Это были Жралка и Травка. Самые смелые и наглые. Травка еще и туповата – она, бывает, как самая настоящая корова, принимается жевать траву, набивая свой желудок трудноперевариваемой зеленью. Короче, мрак. Но все ее любят. А Жралка был кобелем и назван тоже за дело: иногда казалось, что у этой облезлой дворняги три-четыре желудка минимум.
— Здравствуй, Такли! Как сам?
Вздрогнув худощавый мужиченка с реденькой бородкой воззрился на малявку. Сам он имел острые черты лица. Облачен был в длинную рубаху, просторные штаны, на замотанных ногах красовались плетеные из соломы сандалии. Лоб охватывал поясок, рукава были закатаны, через плечо висела просторная сумка, набитая бумагами, запасом чернил и перьями. В руках он держал дощечку с листом, держал просто так, видимо, позабыв убрать в сумку, и нож, которым и производил пробу. Увидь его кто из собирателей, которые занимались обработкой этого добра, хозяйственник бы по шее огреб. Но ему повезло, его потревожила всего лишь Ютка.
— Да неплохо, привет и тебе, старейшина.
— Что расскажешь?
— Да ничего в общем-то веселого. Первым делом доложу, что у старейшин выходных не бывает.
— Да… — Ютка махнула рукой. – Это мне все говорят…
— И правильно говорят. А вообще, учитывая собственные запасы каждого, налог мы выплатим спокойно. Через пару недель к нам заявиться обещались. А вот на счет зимы…
— Ага. Начало лета еще только. Чего ты так за зиму переживаешь?
— Зиму переживем неплохо, если, конечно, сейчас все это дерьмо разгрести, но пояса подтянуть придется. Слышала уж, наверное.
Ютка, загибая пальцы, перечислила все, что ей было известно.
— Точно. Все так. Непросто нынче живется, а?
— Прорвемся, Такли. Надо тебе чего-нибудь?
— Инвентарь бы обновить. Золотодобытчики наши и сита попортили, и лопаты, и кирки. Свои вот все переломали о головы этих злотоедов, так что пришлось выдавать, чтобы добычу не останавливать.
— Кто-нибудь погиб?
— Пятеро.
Ютка охнула.
— Ну вы даете! Почему сразу к Бонгосу не пошли?! За защитой!
— Так ходили. Выделил пару молодых ребят и больше не дает. Говорит: кто дичь бить будет?
— Ладно, — Ютка злобно со свистом выдохнула, — я на счет этого уже договорилась. Рабочих на площади собирай перед таверной. Оттуда с охотниками пойдут. И не бузить мне. Давай список жертв. Думать буду, что делать с семьями. Давно погибли?
— Вот это дело. Сразу чувствуется влияние старейшины, — улыбнулся Такли, копаясь в сумке. – Да пару дней назад. Тела только частично спасти удалось. Ничего еще не хоронили. Где-то во дворах положили. Говорят, собрались уж прямо в огородах могилы рыть.
— Сжечь! Всем передай! Нечего мертвечину хранить! Инструмента на всех хватает?
— То-то и оно. Не хватает. Четыре пары рук без дела останутся сегодня. А на счет тел…
— Такли, я вам серьезно говорю. Вы вообще не соображаете, что ли? Кладбище видели наше? – хозяйственник, помрачнев, кивнул. – А я вот еще не видела, но живо себе это представляю! И понимаю, что единственный, кому мы обязаны воздухом в негниющих легких – это наш священник Ганнир. Так что давай никто больше не будет отправлять своих родственников в армию мертвых! Неужели всем так нравиться проламывать головы отцов и дедов?! – Такли помрачнел еще сильнее. – Поэтому всех на костер. Сегодня же! Собрать тела на поле Тампа. А будет возмущаться – скажите, что все равно ничего у него не вырастет и что я предупреждала и башку ему откручу, так что пускай и для себя дровишек приготовит! Ты меня понял? Чтобы все принесли тела и дрова! Или я, блин, каждого лично поведу на кладбище и буду тыкать в тушки живых мертвецов! Так и передай!
— Ладно, я тебя понял. Все сделаем, — хозяйственник тяжело и шумно вдохнул.
— А тем свободным рукам выдавай ломы и топоры. Пойдут с бобрами бороться. А то Сомнир уже жалуется.
— Хорошо, Ютка. Чтоб мы без тебя и дальше делали? Не хватало нам твой жесткой руки, ой, не хватало…
— Что-нибудь уж, — опять заворчала девочка. – Взрослые люди…
Такли только коротко рассмеялся. Отхватил одному зайцу оба уха и бросил их собакам.
— Все понял, пойду обрадую народ, ну и огорчу. Старейшина вернулась! Крыша на Родину приехала!
Ютка направилась дальше, к тете Моле. Главе собирателей.
Нашла она ее копающейся в огороде.
Тетя Моля тучная и широкая женщина, имела большое влияние и была вторым по величине и глубине источником информации после трактирщицы Имрии.
Как только Ютка влетела на небольшой двор, что приютил огород, стол с чурками и небольшую площадку свободную от всего, тут же угодила в удушающие объятья, и пришлось ей все выкладывать, как на духу, одновременно помогая пропалывать морковку. Рассказав все в своей привычной быстрой манере, она замолкла. Моля в ответ лишь поморщилась.
— Эх, деточка моя. Знаешь на что это было похоже?
— На что? – удивленно спросила Ютка. Вроде, все рассказала, ничего не упустила.
— Как будто сочный хлебный мякиш сначала засушили, превратив в неприглядный сухарь, что уже само по себе преступление, а потом этот сухарь еще и спалили на костре в попытке пожарить. Вот на что был похож твой рассказик. Ты будто не на семь дней пропадала, а на часок прогуляться вышла!
— Ну… Так вот уж, — девочка скромненько ткнула тяпкой между оранжевыми бугорками.
— Так вот уж! Уж вон ползет, — прижимисто и почти незаметно вдоль невысокого забора у самого его основания и правда пробиралась небольшая змейка, — а тыквы только посадили. Ладно, сухарик ты мой подгоревший. Слушай теперь, что я тебе расскажу…
И полился рассказ тети Моли. Полноводной рекой. Буквально. Ютка с трудом вычленяла из этого крохи полезной и необходимой информации.
Прежде, чем перейти к чему-то новенькому, Моля пересказала все Ютке уже известное. Девочка не стала останавливать, потому как новые подробности лишними не бывают.
Например, тетушка доложила, что темные дела на кладбище начали твориться после того, как деревню покинули несколько озлобленных наемников, которым Ютка накостыляла перед уходом в неизвестность. Имена и лица она запомнила плохо, это лучше у Налина или Имрии спросить.
А еще ее собиратели видели буквально вчера парочку златоедов на берегу реки на Юго-Востоке, но мельком. Да гоблинов и крысолюдов на Западе, но те были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на людей. Это была новая информация, но Ютка не стала задавать вопросов — вряд ли глава собирателей знала подробности.
Потом Моля переключилась на внутренние проблемы деревни: парочка стариков, что жили недалеко от главной площади слегли с какими-то болячками. Ганб и Саим которые, хранители запруды.
Ютка покивала с пониманием. Пара сварливых стариков ей была прекрасно знакома. Родственников у дедов не было или про родню никто ни разу не слышал, да и не навещал их никто сколько Ютка себя помнила. С другой стороны, срок, который она себя помнит, не такой уж и большой…
Обоим старикам было за восемьдесят, закадычные старинные друзья, к тяжелой физической работе не способны. Хранителями пруда их прозвали, потому что старики однажды увидели, как кто-то сливает в пруд помои. Крику тогда было, по рассказам уже Юткиного старика, выше гор, причем гор, что на парящих островах, чуть до поножовщины не дошло. С того самого дня дедки ежедневно околачиваются на берегу пруда и бдительно приглядывают за чистотой местных вод. Уже не мало ребятни было шугано и не мало пьяни покалечено.
— Так чего с ними? – Ютка вынырнула из своих воспоминаний.
— Дня четыре уж не выходят из избы своей…
— Померли?
— Я тебе язык, засранка, на этом пеньке сейчас укорочу, — нахмурилась Моля.
— Им же уже девятый десяток скоро пойдет, — пожала плечами Ютка. – У нас в деревне тут вообще все больно долго живут.
— А ну иди сюда, пакость. Я тебя научу как уважительно говорить о людях преклонного возраста! – Моля со свистом рассекла воздух появившимися из ниоткуда розгами. – На колено ко мне! Быстро!
— Я не мазохистка, теть Моль! Добровольно не пойду! – Ютка, попятилась выставив тяпку для обороны.
— А тебя кто-то спрашивает, что ли?! Ты откуда такая обнаглевшая вылезла! Я тебя сейчас затолкаю обратно! Нет науки лучше полосатой задницы!
— Теть Моль, может забудем? Каюсь! – девочка начала обходить грядку так, чтобы она оставалась между ней и Молей.
— Для тебя я Молира Иошавна, невоспитанная малявка!
— Тетенька Молира Иошавна, можно не бить ребенка! Это не педагогично! – взмолилась Ютка, когда Моля наступила на грядку.
— Педако… Как? Тьфу! Умные слова значит знаешь, а вести себя не умеешь! Ну ты у меня сейчас попляшешь! – тетя безжалостно пересекла территорию морковки и нависла над забившийся в пространство между забором и бочкой девочкой.
— А я… Больше не буду, — слезно пообещала Ютка. – Честно-честно! Рука у тебя, теть Моль, тяжелая… — свистнула уже смоченная розга. — Нет-нет-нет! Я все поняла! Я правда больше так не буду! Пусть дедули и бабули живут вечно! Не надо-о-о! А-а! Ой! Теть Мо-о-оля-я! Умоляю-у-у-у! Ай! А-а-а!
