Святой отец закончил молитву, встал с коленей и, держась рукой за спину, подошёл к проему окна. От долгого стояния немного ныли колени. Щель была узкой, но сквозь неё была видна часть дороги, которая за горой уходила вниз, к деревне, сиреневый небосклон с остатками лучей уже севшего за горизонт солнца и ощетинившееся редкими крестами церковное кладбище. У самого края ограды резко выделялись четыре одинаковых креста над просевшими в землю тяжёлыми надгробьями. Падре уже хотел выйти на ступеньки церкви, как вдали из-за поворота появилась одинокая фигура. Это был мужчина, он шёл быстрым, размеренным шагом, хотя до деревни было не менее часа пути. За это время он должен был устать. Значит, ещё молод. И фигура незнакомая. Больше ничего в наступающих сумерках ему разглядеть не удалось. Святой отец, кряхтя, выпрямился и отошёл от окна. Давно уже никто из посторонних к нему не заглядывал. Давно… С тех самых пор, как он, вернувшись из дальних земель, не стал возрождать заброшенную церковь, пришедшую в упадок после смерти её прежнего настоятеля Хосе Марии Матеоса. Всю жизнь он считал его своим вторым отцом и даже заказал в дальнем городе каменный крест и статую Девы Марии для надгробия. Но это было в прошлом.

Вскоре в ворота постучали. Он встал и пошёл открывать старые тяжелые двери.

В проёме ворот стоял молодой человек. Так и есть! Святой отец улыбнулся, вспомнив своё прошлое, но только в душе.  На незнакомце была одежда горожанина, хотя и очень бедного. Штаны и накидка в некоторых местах были протёрты до дыр, а мешок с нехитрой поклажей перетянут старой верёвкой. Образ путника дополняла сухая длинная палка. Он явно подобрал её по дороге – с одного конца она была обломана, а с другого – уже сильно потёрлась. Истоптанные сапоги все были покрыты толстым слоем пыли. Он шёл издалека. Худые, серо-пепельные щёки его удлинённого лица с короткой бородкой разительно контрастировали с глубокими, спокойными глазами. Казалось, что они вместили в себя всю скорбь мира и покой одновременно.