– Как знать, сын мой, – Хосе Мария был настолько поражён свершившимся, что даже не знал, благодарить ли Господа за это или нет. Он пожевал беззубым ртом и продолжил: – Одним Господь даёт наказание во имя благих дел и в назидание другим. Другим оставляет жизнь в наказание. Третьим – это знак духовного исцеления. Только ты сам со временем сможешь ответить на этот вопрос. После того, как проживёшь свою долгую жизнь и сотворишь в ней какие-то дела. Благие или злые. Всё зависит от тебя.
– И никто, слышите, никто не кинулся их спасать. Все стояли, как завороженные. И я тоже. А потом, как сумасшедший бегал от одного к другому. А они всё стояли и смотрели в землю. Как будто Господь пригвоздил их всех к земле. Понимаете, падре? Это был знак! Он не давал им двигаться! А я не мог остановиться. Я кинулся к коню и поскакал в сторону деревни, чтобы оттуда попасть в ущелье. Но моя лошадь поскользнулась и упала на следующем повороте. Она сломала ногу. Это был второй знак! Я сжал кулаки и погрозил ими в небо, ему! Господу! Я орал, как сумасшедший, я ничего не понимал. Я только кричал и проклинал его, падре… – Луис на секунду замолчал, и святой отец не нашёлся, что сказать, чтобы продолжить разговор.
Трагедия этого молодого человека всколыхнула старые воспоминания. Почти двадцать лет прошло в этой глухой обители, куда он попытался спрятаться от своего прошлого. Ничего не тревожило его все эти годы. И тут всего за несколько дней столько событий! Не ему ли это посылает Господь знак свыше? Может, этот молодой человек лишь предвестник чего-то более важного… и страшного? Хосе Мария опять закашлялся, и продолживший рассказ Луис отвлёк его от мрачных мыслей: – Я пересел на лошадь слуги, и мы все помчались дальше. Но буквально через двести шагов мы услышали страшный грохот впереди. Это был обвал. Не сломай моя лошадь ногу, я бы не задержался и попал под камни. Это был третий знак, падре… Я забрался на вершину камней и понял, что лошади там не пройдут. Я был страшно зол. И я опять пригрозил ему! И пока я кричал в это чёрное небо, начался дождь. Мне казалось, что небо плакало вместе со мной, а Господь, наоборот, смеялся! Как же я был неправ… Когда я стоял наверху, вдруг опять посыпались камни. Но так как я был на самом верхнем валуне, то камни слетали по обе стороны этой кучи. Я не мог пошевелиться, потому что некоторые пролетали у меня прямо перед лицом. Мне показалось, что второй обвал длился вечность. А когда всё закончилось, я не мог спуститься, потому что вокруг было много грязи и камней. И тишина. Страшная тишина. Я оглянулся и увидел… что вокруг никого нет. Понимаете, падре? Никого! Всех моих слуг завалило камнями. Это был последний знак. И вот тут-то я испугался. По-настоящему. Я упал на колени и не мог подняться. Я не молил о пощаде, о прощении, я вообще ни о чём его не просил в этот момент. Я просто стоял на четвереньках, как животное, и трясся от страха. И что-то изменилось во мне, святой отец. Что-то вдруг проникло в мою грудь и наполнило меня внутри новым и непонятным. Так обычно наполняется мешок с водой. Я не знаю до сих пор, что это было. Хорошее или плохое? Не знаю. Что-то новое. Я встал и поднял голову. И первый раз за много лет заплакал, падре. Вы не поверите: небо над моей головой было голубым! Там не было ни облачка! Тогда я понял, что он меня видит. Это было самое сильное чувство в моей жизни. Сильнее любви к Каталине, сильнее желания отомстить за отца – сильнее всего! Это чувство нельзя ни с чем сравнить. Вы понимаете меня, падре?
