Нилшоцэа сделал паузу, дожидаясь ответа. Высокий  светловолосый заключенный сделал какое-то движение головой и снова бессильно повис на руках палачей. Он был крайне изнурен, и, как показалось Миоци, сломлен.

«Он может сейчас признаться даже в том, чего не совершал!»- тревожно подумал ли-шо-шутиик.

     Игэа, или ли-Игэа, как уважительно называли врача, он знал с отроческих лет, когда они вместе жили в Белых горах в хижине Иэ, обучаясь у жрецов Всесветлого. Oн запомнился ему, как тихий, но упрямый мальчик, проводивший почти все время за книгами или за собранием трав. У него не было друзей, кроме Миоци — над ним смеялись из-за его странного фроуэрского акцента и увечья…

— Те, кто не празднует дни Уурта, должны быть казнены с их семьями — это закон Нэшиа. Он не был отменен. Ты не почитаешь Уурта, Игэа Игэ?

— Я учился у жрецов Шу-эна и Фериана, — едва различил Миоци голос Игэа.

— Так ты не почитаешь Уурта?

— Ли-шо-Нилшоцэа! Он не обязан произносить слова почитания. Он — белогорец, и посвящен Всесветлому и Фериану.

Нилшоцэа медленно окинул Миоци взглядом. Он не ожидал, что кто-то будет заинтересован в судьбе фроуэрца. Будучи сам аэольцем на службе у правителя Фроуэро, он знал, как народ Аэолы не любил фроуэрцев. Но Миоци был прав –  жрец Уурта знал и это.

— Игэа Игэ, ты давно не празднуешь дни Уурта, раз ты не привык их праздновать?

— Мы… мы празднуем… дни Уурта, — еще тише прозвучало в ответ.