И он быстро повернулся и зашагал прочь, чтобы Раогаэ не видел его слез.

— Дурак! – закричал ему вслед Раогаэ, сжимая от обиды и злости кулаки.

Встреча двух белогорцев

В прохладной комнате особняка, принадлежащего жрецу Шу-эна, ли-шо-Миоци, за мраморным столом на обитом бархатом стуле восседал заметно оживший Игэа Игэ. На нем была длинная льняная рубаха с разноцветной вышивкой на вороте и рукавах — ключница Тэлиай не пожалела для гостя лучшую одежду. Плащ, отданный ему ли-шо-шутииком, выстиранный и отглаженный, был небрежно брошен на роскошное ложе, покрытое дорогим покрывалом из синей шерсти.

     Игэа расправил лист бумаги, прижав его края особыми камушками, какие используют только завзятые писцы или люди, очень любящие искусство письма, окинул взглядом  разложенные в безупречном порядке тростниковые палочки, выбрал среднюю, окунул ее в серебряный сосуд для туши.

Огаэ с замиранием сердца следил, как на лист ложатся ровные ряды букв. Такого красивого почерка он никогда не видел — ни у ли-шо, ни, тем более, у учителя Зэ. Да, Игэа был странным фроуэрцем – волосы его были белыми, как у служителей Всесветлого, как у самого ли-шо-Миоци.

— Ты что-то хотел спросить, малыш? — Игэа ласково посмотрел на него. — Спрашивай, не бойся.

— Мкэ, это, наверное, очень трудно — писать левой рукой?

Игэа грустно улыбнулся и ответил:

— Нет, не очень.

Огаэ стало жаль его, и стыдно, что он плохо думал об этом человеке. И еще ему показалось, что он уже видел ли-Игэа – видел среди друзей своего отца, давным-давно. С ним была женщина-степнячка, в цветном покрывале и шароварах, она ласкала маленького Огаэ и кормила его лакомствами, приговаривая: «Весна да коснется тебя, жеребеночек мой!» Да, Раогаэ был прав, Игэа –  особенный фроуэрец.