— Да, — выдохнул Зарэо. — Он спас от смерти многих… это удивительный человек, несмотря на то, что он не аэолец, а фроуэрец… Он говорит, что ты должен его помнить — он якобы учился с тобой… но если даже это и не так, не отказывайся! Я не нашел Иэ — уверен, что он его знает… Поверь хотя бы мне.
— Конечно — я помню его… Идем, — кивнул Миоци. — Занятие окончено! — крикнул он ученикам. — Твой сын прекрасно отвечал всю неделю. Он действительно, исправился. Признаюсь, я не верил тебе, когда ты говорил, что после хорошей порки он начнет учиться лучше…
Зарэо как-то странно смотрел на Раогаэ. Тот по-девичьи потупил глаза.
— Твой сын очень старательный, — продолжал Миоци. — Я даже не ожидал…
— Я тоже не ожидал, — свирепо сказал Зарэо. — Я не ожидал, что ты, негодница, будешь ходить сюда вместо брата! A он, небось, убежал из лука стрелять? Я ему сегодня постреляю!
Миоци ничего не понял.
— Позор! Позор! — Зарэо схватил ученика белогорца за руку. — И остригла волосы! Мои глаза лишены утешения видеть тебя за рукоделием. Я запру тебя на женской половине дома! Я тебя выдеру, наконец, как давно уже обещал!
— Так это — Раогай? — засмеялся Миоци.
Они сели в повозку. Зарэо то продолжал ругать дочь, то извинялся перед Миоци.
Друзья-белогорцы
…Когда Миоци вошел в зал, где собирался совет жрецов — Иокамм, двое палачей уже вывели связанного Игэа, а Нилшоцэа уже воссел на судейское седалище рядом с каменными изображениями свиты Уурта, состоящей из скалящихся на черепа врагов темного огня крылатых существ. Уурт-облакоходец был изображен над судейским троном как молодой и сильный победитель врагов. Он был огромен, его мускулы были словно жилы бычьих ног. Нилшоцэа не очень был похож на своего бога – он был чуть выше среднего роста, тонкокостный, но со статной осанкой молодого воина или бывшего белогорца. Аэолец на службе у правителя Фроуэро провел ладонями по своему лицу и откинулся в судейском кресле, победно глядя вниз, на приведенного узника-фроуэрца. Нилшоцэа слегка улыбался – и эта улыбка на молодом лице, обрамленном седыми прилизанными прядями, была страшнее улыбки идола.