— Кто еще не празднует их? — перекрыл его шепот зычный голос Нилшоцэа.

— Мы празднуем дни Уурта, — повторил Игэа из последних сил.

— Твои предки сочувствовали карисутэ. Ты должен доказать верность Уурту.

Нилшоцэа развернул свой свиток — многие в Иокамме поежились. Новый ууртовец был скрупулезен,  и все свободное время проводил в архивах храмов, ища потомков карисутэ или сочувствовавших. «Так и всех казнить можно», — поговаривали шепотом у него за спиной.

— Расскажи Иокамму, что у тебя с правой рукой?

      Иокамм изнемогал от жары, и мечтал, чтобы все это поскорее закончилось. Только жрец Фериана сидел в созерцании.

       Игэа обвел присутствующих безнадежным взглядом огромных голубых глаз. «Он, бедняга, уже почти не понимает, что происходит», — подумал Миоци.

— Я напомню, — сказал Нилшоцэа. — Среди ваших дальних родственников были те, кто хранил рукописи карисутэ, поэтому всем мальчикам вашего рода было приказано отрубить правую руку. Но твой отец — знатный фроуэрец, придворный вельможа и советник — добился смягчения приговора единственному сыну. Тебе оставили руку, лишь обездвижив ее особым ядом. Так?

      По лицу Игэа пробежала тень. Неожиданно он кивнул.

— Так ты почитаешь Уурта, или нет?

      Снова кивок.

— Так ты признаешь, что не чтишь его?

Прежде чем Миоци успел что-то сказать, Игэа то ли кивнул, то ли уронил голову.

— Придется вздернуть тебя на дыбу, чтобы развязать тебе язык, — Нилшоцэа облизнул губы. — И пошлите за его домашними — к вечеру они должны быть здесь. Я ими займусь.