— О да, — проговорил Зарэо. – о да, дитя мое, — повторил он. И, чтобы сменить тему, добавил: — А ли-Игэа знает даже белогорский язык. Как сам ли-шо-Миоци.

Раогай пожалела, что отец сказал это – Игэа нахмурился, словно от сильной боли, но через несколько мгновений лицо его снова просветлело.

— Хорошо, дитя мое, — сказал он. – Мы продолжим занятия фроуэрским языком. Я уверен, что скоро ты будешь говорить на нем, как твоя мать… — тут он осекся и словно извиняясь, посмотрел на Зарэо, — … как природная дочь реки Альсиач.

— Как кто? – переспросила Раогай.

— Фроуэрцы называют себя «дети реки Альсиач», — ответил Зарэо.

— Я из всех фроуэрцев люблю только вас, ли-Игэа, — заявила Раогай. – Как это будет по-фроуэрски: «я вас люблю»?

Игэа засмеялся:

— Эзграй эгуэз.

Зарэо вздрогнул и отвернулся, глядя в окно.

— Да, это будет именно так, «эзграй эгуэз», — проговорил он и быстро вышел.

— У отца есть какая-то тайна, вы не думаете, ли-Игэа? – прошептала Раогай, беря врача за руку.

— Наверное. Но свои тайны человек должен рассказывать, только когда сам того захочет.

— Да, — кивнула Раогай. – У вас ведь тоже есть тайна. Правая рука. Я вас не спрашиваю, потому что я знаю – это очень нерадостная тайна. Правда, ли-Игэа?

— Да, дитя мое, — отозвался он, — спасибо тебе… А теперь займемся, наконец, фроуэрским, раз у тебя есть такое желание.

И он улыбнулся, а глаза его снова просияли синевой.