— Это ло-Иэ, его наставник, — ответил ли-шо-Оэо.

— Тогда я спокоен за юношу. Его воспитал человек с чистым взором…

— Ло-Иэ принимают в знатных домах. Доме Зарэо-воеводы, например, — продолжал Оэо.

— Зарэо смел, он открыто дружит с Игэа Игэ.

— Зарэо – потомок царей Аэолы, в его жилах благородная кровь.

— Громко ты раскричался, дед, — заметил хранитель. – Услышит он тебя.

Но он напрасно опасался – Миоци возносил и возносил свою благоуханную жертву на раскаленные докрасна камни алтаря. Светлый ладан превращался в светлый дым, восходящий вверх, в полуденное небо. Его видели люди, стоящие вокруг храма. Миоци знал, какой гимн они поют…

О, восстань!

Утешь ожидающих Тебя,

обрадуй устремляющих к Тебе взор.

О, восстань!

Тебя ждут реки и пастбища,

к Тебе взывают нивы и склоны холмов,

О, восстань!

к Тебе подняты очи странников,

в Тебе — радость оставленных всеми,

О, восстань!

чужеземец и сирота не забыты Тобой,

чающие утешения — не оставлены.

О, восстань!

В видении Твоем забывает себя сердце —

О, восстань!

Сын воеводы и его друг

Раогаэ и Огаэ возвращались в храмовую школу. Собственно, занятия сегодня отменили, но Огаэ жил при школе, а Раогаэ не хотел возвращаться домой, предчувствуя месть сестры.

— Интересно, во что верят карисутэ? – спросил сам себя Раогаэ. – Вот мы молимся Шу-эну Всесветлому, а они кому?

— Великому Табунщику? – предположил Огаэ.

— Нет, в него степняки верят… — замотал головой Раогаэ, и вдруг радостно спохватился: — Слушай, а ведь ты из рода карисутэ?