Тихий и спокойный, темный и холодный, как пустынная широкая дорога,- по которой я долго и бесцельно брел посреди полярной ночи и пока ни услышал:

-О-хаё годзаймасу! ( Доброе утро!)

Резко откинув с себя одеяло, я усаживаюсь, опустив ноги на прохладный пол и, оглядываюсь по сторонам, всматриваясь в полумрак казармы. Той, чьей голос разбудил меня здесь, разумеется, нет и быть не может — при всем ее желании, если бы каким-то чудом ей удалось бы преодолеть столь длинный временной промежуток, между далеким прошлым и настоящем, она не смогла бы пройти сквозь охранные системы. Я и не ожидаю ее увидеть, я лишь оглядываюсь, отмечая про себя, что те, у кого подъем был в четыре часов утра уже ушли, а время для последнего подъема еще не наступило. Активировав хронограф, я удовлетворенно хмыкаю: “ Пять часов. Спасибо что своевременно разбудила!” И, слышу в той стороне, где спят разведчики приглушенный разговор. Кто – то там хныкает, а его товарищ видимо пытается его утешить – в его спокойном голосе проскальзывают нотки сочувствия.… Эта сцена лишь немножко пробуждает во мне печаль но в целом оставляет равнодушным не вызывая желания подойти и выразить свое соболезнование или хотя бы поинтересоваться что произошло: “Это всего лишь одна из миллионов маленьких неизбежных трагедий, которые мы все, я и мои братья, пережили или еще переживем – узнав участь своих любимых и родных. Мы не можем никого из них спасти, а наши слова прозвучат лишь как пустой звук. К чему эти пустые слова? Кому от них станет легче, кому они помогут, кого оживят? Если мы будем думать о мертвых….Мы погибнем. В этом мире необходимого насилия и неизбежной смерти мы впадем в отчаяние и погибнем. …Слова сделают нас слабыми – молчание позволяет быть сильными. Если ради спасения этого мира ОН сделал нас чудовищами…Что же, пусть так и будет. Мы будем сильными и славными его войнами!”