Глядя на нее я чувствую, что обрел что-то,… словно это то, что было мной утеряно давним давно, и… Я вновь боюсь это потерять, боюсь, что кто-то или что-то отберет ее у меня:

“ Пилоты предпринимают все действия и порой жертвуют собой ради спасения машины”, — вспоминаю я избитую фразу и,  всматриваясь чрез толстые покрытые фоточувствительными фильтрами “стекла” кабины, словно ожидая на месте пилота кого-то увидеть говорю:  “ Похоже, что я тебя принял всем сердцем. Примешь ли ты меня?”

Вероятно, что все боевые машины умеют слушать, но ни одна из них не умеет самостоятельно говорить, а могут лишь издавать боевой рев схожий с громогласным воем сотен органных труб. Я не жду от нее ответа и, отступив назад недолго оценивающе разглядываю ее щит — вижу, как свечение  его то блекнет, то на мгновения пропадает и вспыхивает вновь, то по нему с тихим потрескиванием змейкой  пробегает  электрический разряд и прихожу к заключению, что это первые признаки неисправности – рассинхронизация  излучателей или “усталость” конечных накопителей генератора, а возможно и электронных реле самой СО. Более точный диагноз можно будет поставить лишь после тщательной инструментальной диагностики всех систем, но для этого необходим допуск до тела самой машины.

-Снять щиты. Перейти в режим полного допуска технического обслуживания, — громко отдаю я команду и, не дожидаясь результата, поворачиваюсь и иду к ожидающим меня работникам. Не проходит и пары секунд как я непроизвольно вздрагиваю от хоть и ожидаемых, но все же громким для полупустого помещения ангара хлопков заземляющих энергетических разрядников и довольно ухмыляюсь: