Черкасов сорвал с себя маску и присел на койку Мэри, схватил ее за холодную, слабую ладошку.

-Мария, я прошу вас! – воскликнул он. – Я просто вас умоляю – держитесь! Еще никто не сказал вам, что вы умираете. Никто! А что касается вашего дела – лично я сделаю все, что бы вас выпустили уже отсюда. Закон на вашей стороне!

-Ричард… — прошептала Мэри. – Мне надо услышать его. Хотя бы на секундочку! Господи, хотя бы на мгновение!.. Но телефона моего нет – его забрали здесь вместе с вещами. Ничего нет!

Черкасов вздохнул, проклиная собственное бессилие.

-Простите, Мария… Простите меня, но здесь у меня нет никаких полномочий, абсолютно никаких прав. Боюсь, что дай я вам позвонить, и у меня уже не будет возможности хоть как-то помогать вам – меня попросту отстранят от дела.

Она поглядела на него горестными, опустошенными глазами – горевшие странным, болезненным блеском, они казалось, уже видели преисподнюю. И вдруг из них покатились слезы.

-Ричард… — ее губы едва шевелились. – Как же страшно умирать, так и не увидев его!.. Но если бы я увидела, если бы даже просто услышала, мне бы так захотелось жить… Так бы захотелось… И он…Он не пережил бы этого, моего конца не пережил бы… Даже любовь к сыну никого не спасла бы. Бедный малыш! Господи, он останется один! Бедный мой мальчик…

И она разрыдалась так, что ее исхудавшее, изможденное тело сотрясалось. Глядеть на это было просто невозможно.