Ворвался и осекся – она лежала на спине, бледная, как полотно, и лишь на скулах горел болезненный румянец. Из глаз же ее безостановочно текли слезы. Она не стонала, не всхлипывала, не издавала ни малейшего звука. Только глаза ее… Столько боли Черкасов не видел никогда! Легче было бы, если бы она стенала, кричала, рыдала во весь голос. Но эти немые слезы, которые невозможно уже сдержать – сердце иначе просто лопнет, взорвется, истекая кровью – смотреть на них было невыносимо.
-Мария… — почти прошептал Черкасов. – Машенька, что с вами?! Вам плохо?
Он подошел и тронул ее за запястье. Руки ее оказались холодны, как лед.
-Это вы… — и точно, опомнилась. — Вы сказали – телефон? Мой телефон??
Всхлипнула и, смущаясь, утерла нос и глаза краешком рукава.
-Да… Да, Мария, ваш телефон нашелся. Вот, держите!
-Пожалуйста, помогите мне сесть!
-Но, можно ли вам?
-Уж если я до сих пор жива здесь, положение «сидя» меня точно не убьет!
Черкасов бережно помог ей сесть, придержал ее, подсунув под спину подушку, и присел на стул, передав Мэри ее телефон.
-Но откуда вы взяли его?
Черкасов откашлялся.
-Мне не очень удобно признаваться в этом, но вы знаете, в каком государстве мы сейчас находимся, в каком месте… Ваш телефон был украден местной уборщицей. И вы бы уже вряд ли увидели его, если бы он оказался адаптирован для России.
-Украден? – казалось, она нисколько не удивлена. – Это та женщина… Небольшого роста, рыжая? То есть, крашеная?