-Бедная моя девочка… Знаю, странно тебе это будет услышать, но может быть, именно из-за того, что здесь произошло, ты еще ближе для меня, чем в тот момент на сцене. Помнишь?

-Помню…

-Ты теперь нашей крови… Ты и была нашей крови – я видел это по твоим глазам, встречавшим нас каждый наш приезд. Ты принадлежишь нам и будешь принадлежать еще очень долго, может быть, всю твою жизнь…

Эдди устало целовал ее в висок, в щеку, гладил ее спину и прижимал к себе все крепче, словно, для того, что бы так она уже наверняка запомнила его слова. И Мэри обняла его, обняла, как самого родного, роднее отца человека, плакала и не замечала этого…

-Конечно, мы уедем – иначе это были бы не мы. Нам еще очень много надо успеть! Так много, детка, что для тебя места рядом просто не будет. Мне бы совсем не хотелось, что бы ты болталась рядом, как собачка на поводке, которую время от времени, походя, гладят и кидают вкусный объедок! Это не для тебя, девочка… Тише, я знаю, слишком хорошо знаю, что ты хочешь сказать! Тебе и в виде собачки, но рядом с нами было бы легче, чем вдали от нас. Черт возьми, я и сам готов забрать тебя, что бы не затосковало мое сердце на долгие-долгие годы. Оно и так… Прости, Мэри! Тебе не надо этого знать…

-Я люблю тебя, Эдди! – прошептала она. – Я так тебя люблю!!

-Я знаю, детка… Знаю. Ричарду не следует этого слышать – он лопнет от ревности. Но я выдержу, даже слишком хорошо понимая, что здесь между вами произошло. От тебя пахнет им, воздух еще носит твой стон… Я не забуду тебя, как и ты меня никогда не забудешь. Ты сердцем будешь слышать мой голос, и он спасет тебя, Мэри. Когда будет больно, когда будет страшно или даже просто грустно, он тебя обнимет так же, как я сам обнимаю тебя сейчас… Поцелуй меня, Мэри! Поцелуй же скорее, пока еще ночь, пока мы еще здесь!!