-Как вы себя чувствуете, мисс? – улыбчивая стюардесса склонилась к Мэри. – Все в порядке?
-Да-да, спасибо, все хорошо! – Мэри поспешно утерла слезы. – Не обращайте внимания, это я от радости.
-Вас кто-нибудь ждет?
Так странно! Она спросила именно «ждет», а не «встречает»…
-Ричард! – выпалила Мэри.
Стюардесса улыбнулась еще шире.
-Это хорошо, это очень хорошо! Удачи вам!
Мэри вышла на трап, остановилась и, зажмурившись, глубоко вздохнула. Воздух Британии… Он не мог пахнуть как-то по-особому, но волнение и дрожь вдруг покинули ее. Разом стало легче дышать, и по телу прокатилась волна радостного, удивительного покоя. Мэри с удовольствием подставила лицо под капли Лондонского дождя.
-Я… я дома! – вырвалось у нее. — Ричард! Я здесь, родной мой, я прилетела! И… и я найду тебя. Я найду!
Капли дождя слезами стекали по стеклам такси, и она смотрела не столько на дома и улицы, сколько пыталась вглядеться в темное декабрьское небо вечернего Лондона. Ее небо… Зонтики, множество больших зонтов, машины с мелькавшими «дворниками», здоровенные и такие родные красные автобусы – вечный символ города, единственного, где они обитали.
-Стойте! – вскричала Мэри. – Ох, простите!… Остановите здесь, пожалуйста. На минутку!
Шофер лишь кивнул и притормозил у тротуара.
-Я сейчас!
И она выскочила из машины, даже и не думая о зонте, подбежала к парапету, точно, врезавшись в него, и замерла, закрыв глаза. Выдохнула и открыла их, что бы снова заплакать – через реку, блестевшую отраженными огнями, высилась громада Вестминстерского аббатства, справа – Вестминстерский мост и высоченная часовая башня Вестминстерского аббатства – Большой Бэн, а дальше… где-то дальше – две мощные и такие красивые башни Тауэрского моста, самого прекрасного моста на свете… И пусть она внушила себе это, пусть все это – лишь ее фантазия, но небо здесь все-таки, было другое. Совсем другое, пусть она и видит сейчас лишь темную синь! Там, далеко, в нисколько не звавшей ее обратно Москве, очень редко оно бывало таким, каким, она знала, что увидит его завтра – точно, душа парила в нем, прорвавшись и долетев туда, куда уходят грезы, куда несутся все самые неистовые, искренние молитвы, там, где фейерверком взрывается восторг, где тает грусть, превращаясь в надежду. Это небо первым услышало Эдди и благословило его. Это небо становилось сиреневым в сумерках и это в нем тихо звенели колокольчики, которые не всем дано услышать. Сердце щемило от аромата тайны, ведомой ей одной – это небо для нее, и оно ее ждет…