Эдди улыбнулся лукаво и очень нежно.
-Поняла?
-И даже счастье? Даже любовь? – вырвалось у нее при воспоминании об объятиях Ричарда, о словах его, обещаниях.
-Нет, Мэри, я только о том, что причиняет боль, о том, что убивает надежду, о бесах, кричащих так громко, что и не услышать правды, сердца не услышать, которое не обманет… Слушай свое сердце, Мэри. Это избитые слова, но это все, чем я тебе смогу сейчас помочь. Да и нет другой правды. Вернее, как говорилось когда-то – правда у каждого своя, а истина одна и…
-… ее не дано знать никому? – всхлипнув, прошептала Маруська.
-Истина… в вине!! – рассмеялся Эдди и чмокнул ее в лоб. – Смейся, Мэри, смейся, родная, в глаза всем бесам и верь в то, во что хочешь верить. Вот и все! Ричард… он… — глаза Эдди на секунду потемнели, он, точно, осекся, и сердце Маруськи пребольно кольнуло, точно, споткнувшееся, но Эдди тут же улыбнулся, — он есть. Понимаешь? Он ЕСТЬ!
-У меня? У меня есть, Эдди??
-А это как ты захочешь, как ты поверишь!
И он прижал ее к себе, объятия его обхватили ее всей нежностью. Такой огромной, такой искренней, что проснулась Маруська в слезах. В слезах облегченного сердца. Телефон молчал по-прежнему, номер Ричарда не отвечал, но сегодня Маруська получила свой новенький загранпаспорт и с замиранием сердца отправилась в консульство Великобритании. Она просто старалась не думать, ни о чем не думать, совсем. Он хотела лишь одного – поехать в Лондон. И пусть дальше будь, что будет!..