Эдди вздохнул.
-Когда-то, очень давно для тебя, ты ступила на долгий, в чем-то грустный и тяжелый, не дающий никаких твердых надежд путь. Мало того, очень часто, глядя на окружающих тебя людей, на их счастье, тебе этот путь начинал казаться гибельным, держащим тебя на грани сумасшествия… Тем не менее, ты осталась на нем – ты цеплялась всеми силами, порой до боли, до крови сжимая пальчики своего сердца – теряя надежду, ты то брела по нему, то бежала вприпрыжку. Ты уходила все дальше и дальше, даже не представляя, куда приведет тебя это путь…
Маруська слушала его бархатный голос, затаив дыхание, ловя каждую интонацию, запоминая, как молитву, каждое слово. И она чувствовала под пальцами своих рук кожу, тепло его плеч. Сердце ее едва не взрывалось!
-И вот уже виден его конец, Мэри… Ты почти дошла. И кажется мне, что, не смотря ни на что, ты ни о чем не жалеешь. Вот веришь ты мне или нет, но ты оказалась к нам ближе всех! Да, да, детка! И не хлопай ресницами!.. Тебе тяжело сейчас, я знаю, вижу это по твоим потемневшим глазкам, для которых уже и слез не хватает…
Эдди гладил ее по голове, тихо, нежно, как взахлеб проревевшегося ребенка.
-Слушай меня, Мэри! Слушай внимательно, потому что… потому, что вся моя жизнь прошла в ожидании любви. Я отчаивался, твердил, что больше уже и не хочу ничего, что устал, что в шрамах весь от тех ран, что наносили мне те, в кого я хотел верить, кого любил. Но это неправда, Мэри. Неправда! Правда в том, что жизнь, Судьба – они очень любят посмеяться над теми, кто хочет верить, кто верит, но не до конца, кому не хватает сил. И тогда человек или отчаивается, или прет, как обезумевший бульдозер, к своей цели. И тогда его уже не проведешь… Запомни, Мэри, то, что ты видишь, слышишь, воспринимаешь – очень редко на самом деле таково, каким кажется. Я открываю тебе сейчас страшную тайну!